Были и другие проблемы. Госкино категорически возражало против первых в нашем кино образов проститутки (в Стамбуле, снимавшемся в Баку) и отечественной коварной соблазнительницы, танцующей стриптиз. Вызвали решительное неприятие фраза управдома о том, что Семен Семеныч тайно посещает синагогу, и реплика Лелика: «Главное в нашем деле – социалистический реализьм». «Синагогу» Гайдай превратил в «любовницу», а социалистический реализьм в «этот самый реализьм».
На всю массу замечаний Гайдай нашел гениальный способ обхитрить ревнителей целомудрия из Госкино. Рассказывает Савва Кулиш:
Гайдай, когда сдавал картину в Госкино, приклеил к концу второй серии чудовищный атомный взрыв. Когда председатель Госкино Романов увидел его, он чуть не в обморок упал. И стал кричать: «Леонид Иович, ну а атомный взрыв-то причем?» Гайдай, мрачно опустив голову, сказал: «Это надо, чтобы показать всю сложность нашего времени». – «Какая сложность времени? Обыкновенная комедия. Вообще, там у вас и про дикарей, про черных снаружи и добрых внутри, и про пьянство, и какой-то секс, и голые бабы. Что вы там все с ума посходили на Мосфильме?!» Начался дикий скандал. Леонид Иович сжался, стал совершенно непроницаемым. И вдруг говорит: «Будет так – или никак – и тогда вообще картины не будет!» Тут все бросились его уговаривать: «Леонид Ивович, что вы делаете? Леня, дорогой Ленечка! Ради бога, пусть дикари остаются, пусть остается песня про понедельники, что хочешь, только убери атомный взрыв. Гайдай стоит на своем: «Не уберу – и все». В конце концов, договорились, что три дня он будет думать. Через три дня Гайдай отрезал атомный взрыв. В Госкино были счастливы и с облегчением вздохнули. И никаких поправок больше не было. Я думаю, это была единственная картина Гайдая, почти не пострадавшая от цензорского надзора. Это совершенно поразительная история комедиографа, битого и тертого человека, который придумал, как обмануть начальство и добиться того, чтобы показать зрителям не порезанную картину.
Премьера состоялась в апреле 1969 года, и по всему СССР следующие три года чуть ли не из каждого окна звучали «Остров невезения» и «Песня про зайцев». Последнюю зрители полюбили включать во время выступлений Леонида Ильича Брежнева, убрав звук из телевизора. На фоне руководящей физиономии генсека неслось разухабистое: «А нам все равно, а нам все равно…» Более двухсот реплик из фильма стали поговорками. «Бриллиантовая рука» побила рекорд проката, установленный «Кавказской пленницей». Ее посмотрели в течение первого года проката 76,7 миллиона зрителей. Но нашлись у фильма и недоброжелатели, обвинившие режиссера в потворстве невзыскательным вкусам.
После такого успеха Гайдаю наконец позволили сделать фильм, о котором он давно мечтал, – экранизировать роман Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев». В Госкино была очередь желающих это сделать. Первым в ней был Георгий Данелия, но он так долго добивался разрешения, что внутренне перегорел и предложил снять фильм Леониду Иовичу. Сценарий Гайдай написал вместе с писателем-сатириком Владленом Бахновым, с которым они дружили. Воробьянинова сыграл Сергей Филиппов, Остапа Бендера эстрадный актер Арчил Гомиашвили, хотя озвучил Юрий Саранцев. На эту роль пробовалось 23 актера, включая Олега Басилашвили, Александра Белявского и даже Алексея Баталова, которого предлагало Госкино.