Человек с чужим лицом

— Помогите мне, я болен, я же знаю! — взмолился вдруг Занюхин, к которому вернулся его обычный тембр голоса. — Я одно время нарочно ходил на лекции в мединституте по этой, как ее… сексопатологии. Вольнослушателем. Я думал, я найду способ побороть этот свой недуг. Не вышло… Меня иногда будто распирает изнутри. Так бывает, когда «Жигулевского» перепьешь на спор, а отлить нельзя — бабки продуешь. И тогда мне кажется, что я совсем не Петр, а зовут меня Жиль… Спасите меня! Я больной человек, меня пожалеть надо!

И Занюхин заплакал горько и отчаянно, как обиженный ребенок.

Реакция убийцы на происходящее поразила Артема. Занюхин был искренне убежден, что он не преступник, а невинный страдалец, которого нужно лечить и гладить по головке. А тут зачем-то следствие, КПЗ… Но больше всего его поразило, что безграмотный урка отождествляет себя с малоизвестной в СССР и давно умершей исторической личностью — маршалом Франции Жилем де Рэ.

Чья-то рука легла Казарину на плечо. Он вздрогнул, но это был Лунц. Он вернулся так тихо, что никто не заметил.

— Артем, вы слыхали когда-нибудь про мозговой слизень? — спросил старик, как всегда, неожиданно.

— Это что-то, связанное с рыбами? — предположил Артем.

— С рыбами? Почему с рыбами? Нет, не с рыбами, а с муравьями, — отвечал Цезарь Маркович. — Так вы слыхали? Впрочем, конечно же, не слыхали.

— Конечно, не слыхал, — кивнул Казарин, который относился к увлечению Лунца энтомологией как к своего рода болезни — безобидной, но неизлечимой. — Что за слизень такой?

— О, это не просто слизень! — отвечал эксперт-криминалист. — Это гипногриб!

— Гипногриб? — с вялым удивлением протянул Артем.

— Да! Гипногриб-повелитель! Если он поселится на муравье, то полностью подчиняет его своей воле и превращает несчастное насекомое в зомби. Смотрели зарубежные фильмы ужасов? Если да, то знаете, кто такие зомби. Или, точнее — что. Вот и муравей превращается в такой управляемый чужой волей кадавр. Внешне это выглядит как небольшой отросток с красным шариком на конце, вырастающий у мурашки из затылка. — Лунц продемонстрировал просвет между пальцами не шире миллиметра. — И этот чуждый разум подчиняет насекомого одной-единственной цели: сделать то, что нужно ему, этому симбионту! И муравей ползет туда, куда ему приказано, иногда за десятки километров от родного муравейника, пока не находит труп какого-нибудь животного. Или человека — не суть важно. Забирается внутрь — обычно через рот или дыхательные пути мертвеца — и там умирает. Тогда паразит начинает действовать! Грибница медленно заполняет труп, разрастаясь по его кровеносной системе. И все это — исключительно ради размножения! Выращенные в мертвом теле споры — а их тысячи, сотни тысяч, миллионы! — покидают эту мерзостную «материнскую утробу» и распространяются по земле.

Глава 11 Бродящий по кладбищу

Артем узнаёт, как человек становится маньяком на примере строк биографии вполне конкретного душегуба, а также что подростки делали возле городского морга и почему психов так сильно тянет к погостам.

В ходе судебно-психиатрической экспертизы, которую Казарин назначил сразу же после того, как Занюхин признался, что ему кажется, будто он — маршал де Рэ, раскрылись новые интересные факты биографии Фокусника.

Петя рос замкнутым, необщительным ребенком. Отца своего он не знал — говорили, мол, прижила его мать от какого-то зэка, и вроде даже зэк этот родом то ли из Москвы, то ли из Ленинграда, но что за человек — никто не упомнит, включая саму родительницу Та безбожно пила, и поэтому мальчик с пеленок (которых у него, впрочем, и не было — их роль выполняла старая, вечно просеянная мамкина шаль) был предоставлен самому себе. Пацаны во дворе и в школе вечно лупили его за нищую одежду, и он привык жить в шкуре отщепенца.

Приворовывать Петька стал с шести лет — иначе он рисковал просто подохнуть с голоду. Однажды 12-летний парнишка воспользовался случаем и пробрался в квартиру соседки. Бабка как раз померла, ее хоронили, и все обитатели квартиры на какое-то время вышли по своим скорбным делам, весьма удачно оставив дверь не запертой. А Петьке было только того и надо — бесшумной тощей тенью проскользнул он в обитель смерти.

Старушка возлежала на столе в большом кумачовом гробу, сурово поджав тонкие бескровные губы. Она вдруг напомнила мальчику его покойную бабку — единственного на свете человека, который любил непутевого внука. Она привечала его и водила в лес по грибы-ягоды, пока мать пребывала в очередном крутом пике тяжелого запоя. Но бабка померла в прошлый сочельник, и не к кому больше было подойти и потереться ухом о морщинистую руку, покрытую от тяжкого крестьянского труда синими узлами вен.