Человек с чужим лицом

Счастливый «отец» еще более проникся чувствами к «матери наследника», и Минкина-Шумская окончательно упрочила свое положение. Высокопоставленная особа, о которой идет речь, даже приказала воздвигнуть в своем имении памятник полюбовнице в виде роскошной вазы, изваянной из чугуна, предназначавшегося для литья пушек, ядер и прочих нужд военного ведомства. Паче того, в Грузино стал наездами бывать сам Государь, причем доходило до того, что Он лично пивал чай с наложницей своего фаворита, каковой факт многие враждебные Престолу и Церкви силы тут же поспешили объявить «единением власти и народа», но что на деле наносит подлинный ущерб авторитету как самого Государя, так и Государственной власти в целом.

Однако единственное, на что не отважилась интересная нам высокопоставленная особа, — это вывести блудницу в свет и узаконить ее пребывание рядом с собой. Паче того, положение требовало от вышеупомянутой особы блюсти нормы общественного приличия. Посему, а тако же по настоянию родственников и Государя, в том же году особа вступила в законный, освященный матерью нашей Церковью брак. Сосватана оной особе была восемнадцатилетняя девица Наталья Хомутова, из семьи обедневших ярославских дворян. И до того нелюдимая, особа окончательно затворилась в своем петербургском дому. Молодой хорошенькой супруге запрещалось выезжать куда-либо из семейного гнездышка, в коем она подвергалась всяческим унижениям со стороны мужа, любившего отпускать в ея адрес казарменные шутки, от каковых краснели даже молодые адъютанты. Из всего изложенного косвенно следует, что девица Минкина приняла решительные и в том числе, очевидно, осуждаемые матерью нашей Церковью меры, дабы интересующая нас особа испытывала отвращение ко всем женщинам, окромя нея. Вскоре молодая графиня сбежала от такой жизни к матушке, и все попытки супруга вернуть ее, дабы соблюсти видимость приличия и избежать светских сплетен, не возымели ровным счетом никакого результата.

С той поры отношение вышеупомянутой особы к браку стало совершенно нетерпимым — настолько, что оная чинила всяческие препоны даже женитьбе собственных крепостных. Особа сия расставляла людишек своих попарно — жениха с выбранною им невестою. Иван становился с Матрёною, а Сидор с Пелагеею. Когда все таким образом установятся, интересующая нас особа приказывала перейти Пелагее к Ивану, а Матрёне — к Сидору, и так венчала их. Разрывать узы брака таким парам строго воспрещалось под страхом жесточайших репрессий, кои с превеликим удовольствием осуществляла девица Минкина. Отсюда в семействах крепостных умножились раздоры, ссоры и разврат, что оной особе было токмо в радость.

Однако сама интересующая нас особа отнюдь не связывала себя нормами высокой морали, блюсти кои требовала других. В Санкт-Петербурге у ней случались полюбовницы из числа искательниц высоких чинов для мужей и сродственников. Так, долгая связь была у ней с супругой обер-прокурора Синода г-на Пукалова, Варварой Петровной, коя ублажала ея новомодным французским трюком le minet. Об оной связи многие знали, и допрежь всего сам муж-рогоносец, который всецело ее одобрял. Сей Пукалов ум, честь и совесть считал товаром и продавал их по сходной цене всякому, кто в состоянии заплатить. Тело супруги было такоже отпускаемо им напрокат, пока интересная нам персона не ангажировала его на бессрочное время. Затем г-н Пукалов был отставлен от службы по собственному желанию, каковое, как известно, обыкновенно возникает под влиянием внешних обстоятельств. Он сделался в дому вышеупомянутой высокопоставленной особы своим человеком и занимался особым промыслом — доставлением всем делающим «табуреток». «Табуретками» сей достопочтенный муж добродетельной жены именовал орденские звезды. Такоже он промышлял и торговлей «миндалями», то есть медалями, prisfixe, то бишь по фиксированной цене. «Табуретка» стоила десять тысящ рублёв, «миндаль» же — пять тысящ.