Человек с чужим лицом

— Крысиный король… — отвечал христианин. — Но я никогда не слыхал, чтоб грызуны клубковались в чреве трупа. Обыкновенно их находят, когда разбирают полы и стены старых домов. Недоброе предзнаменование… Считается, что такая находка — к мору, болезням. В Черногрязинской губернии перед эпидемией также отыскивали подобные клубки. Считается, будто хвосты заразных крыс выделяют особый клейкий пот, который вызывает их слипание друг с другом, но в точности никто ничего не знает. Говорят, другие грызуны из жалости приносят попавшим в подобную ловушку товарищам пищу. Взгляни-ка…

Из тел мертвецов, прислоненных к стенам, то тут, то там начали «вылупляться» крысы — и матерые, и совсем мелкие крысеныши. Они все увеличивающимся потоком устремлялись к гнусному клубку, таща в зубах отгрызенные пальцы, носы, требуху покойников и самое вкусное — языки. Крысиный сгусток поглощал лакомства, ничуть не сбавляя хода, и попутно наматывал на себя набежавших кормилиц, становясь при этом все больше, подобно снежному кому.

— Шма Исраэль Адонай Элохэйну Адонай ахад Барух шэм кэвод малхуто лэолам ваэд! — вскричал от удивления гер Вениамин и зачем-то, видимо с перепугу, перевел слова иудейской молитвы на язык родных березок. — Слушай, Израиль: Господь — Бог наш, Господь единый есть. Благословенно имя Его, чье славное царство вовек!

«Субботник», который находился много ближе к клубящемуся месиву из грызунов, вновь подхватил оглоблю и как следует размахнулся, стоя над самым клубком. Но тут же тяжеленная орясина выпала у него из вмиг ослабевших пальцев.

— Бюбеле, деточка, что же это?.. — простонал он. — Как же это так?..

Тело Мариам в домовине забилось, словно живая плоть в тисках палача. Удерживающая его бечевка лопнула, и покойница повалилась вперед, словно намереваясь согнуться в глубоком поясном поклоне, но в последний момент выровнялась и дерганной деревянной походкой двинулась к брату, протягивая руки.

— Нет, не надо, пожалуйста, не надо, не-е-ет!.. — просил, умолял, заклинал «субботник», и по его изрезанным морщинами щекам скатывались крупные, словно горошины, слезы.

Усопшая подошла к геру Вениамину вплотную, возложив руки ему на плечи, и приблизила свои синие губы к его устам в посмертном поцелуе. Челюсть ее отпала, и из темного провала некогда соблазнительного девичьего рта хлынуло в рот брата полчище черных скользких крыс. Они перетекали из тела в тело нескончаемым потоком, пока Вениамин не треснул по швам, словно переполненный водою бурдюк. Из прорех тут же посыпались лысые розовые крысята вперемежку с кровавым пометом и требухой, наполнявшей тело «субботника», которую слепые детеныши тут же на ощупь пожирали, выказывая отменный аппетит. Тело Вениамина осело на пол и спустя мгновение превратилось в бесформенную кучу, кишащую грызунами. А сестрица его медленно повернула голову к остолбеневшему от ужаса юноше и ткнула в него наполовину отгрызенным указательным пальцем.

Отвратительный черный сгусток резко повернул в его сторону. Из месива скользких телец вытянулись длинные щупальца, состоявшие из десятков грызунов, переплетенных друг с дружкой хвостами и намертво сцепившихся скрюченными лапками. Эти живые гирлянды взвились вверх, словно хлысты, и молниеносно оплели запястья и лодыжки молодого человека. Мгновение — и он оказался «прикованным» цепями из грызунов к тому самому кресту, из которого так и не успел выстругать кол для колдуньи. Партикулярное платье на нем разъехалось с оглушительным треском, обнажив белоснежное тело. Мариам конвульсивно дернула нижней челюстью и прогудела тем же медленным, тягучим басом, каким до этого изъяснялась Настасья Минкина:

— Ах ты, сука!

Распятое на кресте тело было сплошь перетянуто разного рода цепями, железными пластинами, кольцами, продетыми прямо сквозь кожу. Все это сооружение крепилось к увесистому кресту, висевшему промеж маленьких крепких грудей, кои явно могли принадлежать только девице. Распятая попыталась вырваться, но крысиные путы оказались на удивление крепкими, и лишь вериги слабо звякнули на ее теле.

В углу громко возился крысеныш, играя с отгрызенным удом, на котором даже издали можно было разглядеть следы обрезания. Это все, что осталось от гера Вениамина.

— Покойся с миром, бедный еретик, — хрипло прошептала девушка на кресте. — Да простятся тебе заблуждения твоя за страдания твоя…

Сестрица только что съеденного крысами «субботника» истошно взвыла и, с трудом волоча мертвые ноги, двинулась к распятию. За ней по пятам стелился живой пищащий «ковер». В шаге от креста кадавр протянул комолую, изувеченную грызунами пятерню к глазам распятой, намереваясь лишить ее зрения.

— Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь я зла… — крепко зажмурившись, прокричала она монстру в лицо слова последней в своей жизни молитвы.

«…Боюсь я зла!.. Боюсь я зла!» — издевательски заулюлюкало из темноты стогласое эхо.

На мгновение вновь пришел знакомый приторный запах, от которого хотелось блевать и кончать одновременно. «Я иду к тебе, любимый…»