– Хорошо, если так, – сказал Федор. – А если нет? Если упал на дно? Мы ведь не знаем, а это какой для нас риск! Ой, дядюшка! Сейчас не тот случай, чтобы нам рисковать! На кону наши с тобой шкуры! Нет, оно конечно: если тебе хочется получить пулю в лоб, это твое личное дело. Но мне-то такого удовольствия ну никак не хочется. Вот потому я и хочу, чтобы ты рассказал мне все о своем хозяине. Все, что знаешь.
– А зачем? – в голосе Геппа по-прежнему ощущались тоска и безнадежность.
– А затем, что мне очень хочется заткнуть ему рот. Ты рассуди сам. Кто и чего скажет, если твой хозяин умолкнет навеки? Мертвые – они тихие… Даже перед следователем. Вот и будет наше признание основным и единственным. Тем, может, и спасем мы свои драгоценные шкуры.
– Да как же ты ему заткнешь рот? – Гепп недоверчиво посмотрел на Федора. – Мы – здесь, а он где-то там…
– Ну, уж это мое дело. И в тюрьмах есть ходы-выходы. Ты главное скажи. А уж дальше – дело мое. А заодно поживешь еще и ты. Ну?
– Что тебе сказать, если ты говоришь, что и сам обо всем догадываешься?
– Обо всем, да не обо всем, – возразил Федор. – А может, я ошибаюсь? А нам ошибиться никак нельзя! И вообще, дядя, ты мне начинаешь надоедать! Вместо того чтобы мне с тебя спросить за твою подставу, я тебе еще и жизнь спасаю! А ты воротишь рыло… Так не делается, ты понял? Попадешь в тюрягу, там тебе быстро разъяснят эти моменты… Да так разъяснят, что вышка покажется тебе слаще воли! А я выступлю главным обвинителем. А может, еще и исполнителем приговора. Потому как имею право.
– Миловидов, – неохотно выдавил из себя Гепп. – Георгий…
– Это кто же такой? – лениво поинтересовался Федор.
– Заместитель директора «Поварнихи».
– Ого! Высоко забралась немчура! Заместитель директора шахты!
– Он не немец.
– А кто же?
– Русский.
– Надо же! Но те, кто за ним, они ведь немцы?
– Да, наверно… Он мне обещал, что переправит меня в Германию. Как немца меня там примут с оркестрами… – Гепп безрадостно усмехнулся. – Как бы он меня туда переправил без немцев?
– Ты кого-нибудь из этих немцев знаешь? Я это к тому, а вдруг они где-то поблизости? И их много, а я один? Вот поэтому я и спрашиваю…
– Не знаю, – сказал Гепп. – А он ничего не говорил.
– Ясно-понятно… Ну а где этот… как его… – Федор пощелкал пальцами.
– Миловидов, – подсказал Гепп.
– Да, Миловидов… Ты знаешь, где он живет?
– Да кто ж не знает?
– Тогда диктуй адрес. Я запомню. И передам кому следует. И больше у меня к тебе вопросов нет. Жди и надейся. На допросах говори так, как я тебе велел. Потому что если скажешь иначе, вслед за собой потянешь и меня. И тогда не доживешь и до расстрела. А будешь говорить по-умному, может, еще и поживешь. И я вместе с тобой. И те бивни, которых ты нанял. И все, дядя, ты мне надоел. Век бы тебя не видеть, диверсанта.
Федор отошел в другой угол камеры, сел на пол, прислонился к стене и закрыл глаза. Ему очень хотелось спать, но он понимал, что спать ему этой ночью не придется. Кто его знает, как поведет себя Гепп? Вдруг он сдуру захочет удушить Федора? Или разбить его голову об стену? Со спящим это сделать легко… Все-таки как ни говори, а фашистский диверсант, пойманный с поличным. Так что уж лучше не спать, а только делать вид, что спишь.
Впрочем, ничего опасного для Федора за остаток ночи не случилось. Гепп почти неподвижно просидел в своем углу до самого утра, не приближаясь к Горюнову и даже на него не смотря. Он был погружен в свои переживания.
– Кажись, уже и утро, – Федор встал, потянулся и пропел: – Ой, да загубили парня удалого, ой да заперли в клетке орла!
Это был условный сигнал, заранее оговоренный с майором Расторгуевым. Вскоре в камеру вошли два охранника и увели Горюнова.
– С Ульяной все в порядке? – спросил Федор, едва только переступил порог кабинета Расторгуева.
– Да, – коротко ответил майор. – Не беспокойся. Жива, цела, здорова. Спрашивала про тебя раз, наверно, пятнадцать подряд. Как ты? Что ты? Где ты? А что я скажу? Говорю, живой и здоровый, скоро свидитесь.
– Правильно сказал, – одобрил Федор. – Свидимся… Потому что – ура! – он устало засмеялся.
– Залез, значит, в душу к Геппу? – спросил Расторгуев.
– Залез… До сих пор противно… Гадкая у него душа. А ведь еще предстоит лезть в душу Миловидову. Инженеру…
– Думаешь, он?
– Он, красавец, кто же еще, как не он? Что говорит наблюдение?
– Вчера вечером они оба – Миловидов и его жена – как вошли к себе, так и не выходили. Сегодня утром он вышел, а ее что-то не видать. Через два часа с четвертью он явился обратно домой и больше никуда не выходил. Ни ночью, ни сегодня днем к ним никто не заходил. Хотя – кто его знает? – засомневался майор. – Ведь общежитие! Там шастает много всяких разных… Так что, может статься, кто-то пробрался и к ним. Неудобный объект для наблюдения. А шторки у них на окошке задвинуты, ничего не разглядишь.
– Ладно, – подумав, сказал Георгий. – Как бы там ни было, а придется рискнуть. Случай-то уж больно хорош!
– Это ты о чем? – не понял майор.