Человек с двумя жизнями. 33 мистические, бьющие в самое сердце, истории о войне

Мы двинулись вперед. Меньше чем через минуту строй нарушился, превратившись просто в толпу людей, которые с трудом, толкаясь и теснясь, пробирались сквозь густые заросли. Самые сильные и храбрые шли впереди; остальные рассыпались веером, ломая строй, хотя все время пытались выровняться. Вначале мы шли вдоль левого берега небольшой реки, которая текла по дну глубокого оврага; наши левые батальоны карабкались по крутому склону. Вскоре мы подошли к тому месту, где от реки отходил рукав. Кто-то переходил речку вброд, кто-то двигался поверху. Строй снова смешался. В таком месте четкий строй был невозможен. Знаменосцы ушли далеко вперед; свернутые знамена лежали у них на плечах. Если бы знамена развернули, полотнища разорвали бы в клочья нависшие ветви. Всех лошадей отправили в тыл. Генерал, его штаб и все старшие офицеры вынуждены были спешиться.

– Мы остановимся и перегруппируемся, когда выберемся отсюда, – сказал адъютант.

Вдруг мы услышали треск выстрелов, знакомый свист пуль, и промежутки между деревьями перед нами заволокло сизым дымом. Хриплые, пронзительные крики вырвались из тысячи глоток. Передовая линия отважных и храбрых бойцов замерла на месте, как двигалась – неровной линией. Толпа стала плотнее, когда первые ряды остановились, а остальные продолжали двигаться вперед. Все стреляли. Шум был оглушительным, воздух дрожал от пуль и туч шрапнели. В устойчивом, неизменном треске выстрелов канонада скорее ощущалась, чем слышалась, зато мы отлично различали в общем треске визг шрапнельных снарядов. Шрапнель с треском впивалась в стволы и ветви. У нас же артиллерии не было, и ответить мы не могли.

Наши храбрые знаменосцы очутились в авангарде сражения, на открытом месте, потому что враг расчистил пространство перед своими укреплениями. Они развернули знамена, размахивая ими, поскольку ветра не было. Со своего места на правом фланге – мы в самом деле «остановились и перегруппировались» – я видел шестерых наших знаменосцев одновременно. Время от времени один из них падал, но знамя тут же подхватывал кто-то другой.

Снова должен привести цитату из отчета генерала Джонстона о том сражении, ибо ничто не сравнится с мнением конфедерата, считавшего, что атаку вели силами всего Четвертого корпуса, а не одной слабой бригадой:

«Четвертый корпус двигался упорядоченно и напал на техасцев с ожесточением. Техасцы ответили точным огнем на поражение. Они стреляли с близкого расстояния; они демонстрировали мощь, свойственную войскам генерала Шермана в ходе всей кампании… Федеральные войска подошли к конфедератам на расстояние нескольких ярдов, но вынуждены были отступить под градом метких пуль; они отошли под прикрытие ближайшей низины, которая находилась за ними. На расстоянии двадцати шагов от первой линии конфедератов остались сотни трупов. Когда войска Соединенных Штатов очутились в пятнадцати шагах от первых рядов техасцев, один из их знаменосцев воткнул в землю флаг в восьми или десяти футах перед своим полком. Его тут же застрелили. На его место выскочил еще один солдат и тоже был убит, едва коснувшись древка. За ним последовали второй, третий – они приняли смерть так же быстро, как их предшественники. Однако четвертый взял знамя и отнес назад этот предмет солдатской преданности».

Такие случаи время от времени происходили в бою с тех пор, как люди начали чтить символы, но враг упоминает о подобных происшествиях нечасто. Знай генерал Джонстон, что на его закаленные в боях дивизии нападает ослабленная бригада численностью менее чем в полторы тысячи человек, он не сумел бы более великодушно выразить свои страстные похвалы храбрости врага. Подтверждаю правдивость его слов. Я собственными глазами видел то, о чем он пишет, и сожалею, что я не в состоянии вспомнить даже название полка, чье знамя было спасено столь отважно.