Человек с двумя жизнями. 33 мистические, бьющие в самое сердце, истории о войне

В начале армейской службы я часто задавался вопросом, почему отважные войска вынуждены отступать, хотя их храбрость не поколеблена. Пока человек не стал инвалидом, он способен идти вперед. Что заставляет его остановиться и в конце концов отступить, помимо страха? Есть ли признаки, по которым солдат неизбежно понимает, что сражение безнадежно? В том сражении, как и в других, я так и не узнал ответа; объяснение по-прежнему ускользало от меня. Во многих случаях, которые я наблюдал лично, когда вражеская пехота находилась на близком расстоянии, а нападавшие впоследствии отступали, имелась некая «граница», которую не переходил ни один человек. За нею лежали только убитые. Никто не доходил до передней линии врага, где его закололи бы штыком или взяли в плен. Разницу составляли три или четыре шага – расстояние слишком маленькое для того, чтобы повлиять на меткость стрельбы. В подобных сражениях никто не целится в конкретного врага; солдаты просто стреляют в сторону противника. Конечно, пуля, выпущенная с двадцати шагов, не менее смертоносна, чем с пятнадцати, а с пятнадцати – не менее смертоносна, чем с десяти. Тем не менее есть некая «граница», края которой окаймлены трупами самых храбрых. Когда противники сражаются без прикрытия, когда атаки сменяются контратаками, у каждой стороны есть своя «граница», а между ними располагается нейтральная полоса – пространство, где нет мертвецов, потому что живые не могут туда дойти.

Я заметил это явление на Пикеттс-Милл. Стоя на правом фланге, я видел перед собой небольшую поляну, по обе стороны которой стояли противники. Хотя поляну заволокло дымом, кое-что можно было различить: дым поднимался пластами и расползался между деревьями. Большинство наших солдат вели стрельбу, стоя на коленях, укрываясь за деревьями, камнями и другими естественными преградами, но отдельные группы стреляли из положения стоя. Время от времени одна из таких групп после очередного артиллерийского обстрела бросалась вперед, движимая общим отчаянием, и значительно отрывалась от первого ряда стрелков. Миг – и все, кто был в той группе, падали, как подкошенные. Мы не видели перемещений врага, не слышали перемены в ужасном, равномерном грохоте канонады – однако все они оказывались поверженными. Часто можно было видеть, как одинокая фигура отскакивала от своих товарищей и в одиночку шла на вражеские укрепления со штыком наперевес. Но такой одиночка продвигался не дальше своих предшественников. Вынужден сказать, что примерно треть из «сотен трупов в двадцати шагах от линии конфедератов» лежала на расстоянии пятнадцати шагов, но в десяти шагах не было ни одного.

Именно восприятие – возможно, бессознательное – такого необъяснимого явления часто побуждает еще невредимых, полных сил и отважных солдат отходить, не вступая в ближний бой. Солдат видит, точнее, чувствует, что дальше он не пройдет. Его штык бесполезен; он преследует назидательную цель. Истощив все возможности, солдат убирает штык в ножны и доверяется пуле. После того как и пуля оказывается бесполезной, он отступает. Он сделал все, что мог, доступными ему средствами.

Никто не отдавал приказа отступать, а если бы и отдал, его бы не услышали. Выжившие один за другим отступали между деревьями и прыгали в овраги. Они обгоняли раненых, которые медленно брели в тыл, и трусов, которых ничто не могло заставить двигаться вперед. Левый фланг нашей ослабленной бригады вел бой на краю кукурузного поля; они отступали вдоль невысокой ограды. Когда отдельные группы солдат почти добрались до леса, на них с фланга напали противники, которые двигались через поле напрямик, почти параллельно с нами. Как я узнал впоследствии из отчета генерала Джонстона, нам противостояли бригада генерала Лори и два арканзасских полка под командованием полковника Бокама. Именно туда послал меня генерал Хейзен. Я прибыл вовремя и видел отступление наших солдат. Повинуясь приказам офицеров, своей храбрости и инстинкту самосохранения, отступающие выстроились вдоль ограды и открыли огонь. На первый взгляд незначительное преимущество в виде несовершенного укрытия на открытой местности сотворило обычное чудо: отступающим удалось остановить атаку, проводимую, впрочем, без особого рвения – ведь ее вели превосходящие силы противника. Нападавшие были отбиты, а если бы они впоследствии возобновили атаку, они не увидели бы никого, кроме наших убитых и раненых.