В это время души умерших младших сыновей Ваю-Ваю посетило озарение. В облике кашалотов они собрались вместе, выстроившись в линию друг за другом, головой к хвосту впереди плывущего, и начали рассекать волны, спеша куда-то. Денно и нощно они плыли без отдыха, даже по ночам не превращаясь обратно в людей. Стая пересекла тропик Козерога, три «глаза» тайфунов, холодные и теплые моря, и продолжала двигаться прямо к материку.
Спустя неделю однажды утром на берегу Вальпараисо в Чили была обнаружена стая выбросившихся на пляж нескольких сотен кашалотов с глазами, полными отчаяния, потрескавшейся кожей и ребрами, раздавленными под собственной тяжестью. Слезы текли по щекам существ, которые обычно не проливают слез. Жители окрестных деревень пытались во время прилива столкнуть некоторых животных обратно в море, но те, упрямые и решительные, опять приплывали и выбрасывались на пляж.
Китоведы со всего мира поспешили в Чили в кратчайшие сроки, потому что эта стая кашалотов состояла исключительно из самцов, что было довольно странным явлением. Еще более удивительным было то, что один из них был гигантских размеров: почти двадцать метров в длину. Столь крупных особей в наши дни практически не осталось. Китоведы обнаружили, что преждевременное половое созревание, вызванное хищнической добычей кашалотов, привело к резкому сокращению размеров животного. Основываясь на последних данных, они предположили, что это была уникальная особь огромного кашалота.
В дальнейшем эксперты, побывавшие на чилийском пляже, снова и снова рассказывали одну и ту же историю: опыт наблюдения за тем, как умирают множество гигантских существ. Кровь сочилась из их пастей, зловонный воздух вырывался из дыхала в левой части головы, как в агонии кашалоты стучали хвостами по берегу, разрывая большущие ямы, а огромными головами бились о морской песок, как будто пытались вышибить воспоминания из своей головы. Тяжелый, безнадежный, монотонный звук от этих ударов доносился на другую сторону прибрежных гор, вызывая у фермеров боль в груди.
Кроме стука, выбросившиеся на берег кашалоты не издавали никаких других звуков. Вспоминая дальнейшие события, все эксперты утверждали, что слышали зов китов в момент, когда они выбрасывались на берег. Лингвисты попытались было подражать этому призывному зову на китайском, английском, немецком, клонском, галисийском, мальдивском языках. Некоторые талантливые полиглоты даже пытались подражать произношению на мертвых языках, вроде мэнского и эякского. Но никто так и не смог точно воспроизвести это… Ибо каждый чувствовал ужасную боль в горле, будто подавился рыбьей костью.
И вот весь Вальпараисо содрогнулся, как раненый зверь, когда на берегу кашалот за кашалотом, кашалот за кашалотом, кашалот за кашалотом… испускали последний вздох. Те кашалоты, кто умирал первыми, раздувались под палящим солнцем, разлагались и внезапно взрывались один за другим. Их внутренности распространялись по душному, влажному воздуху, брызгами разлетаясь, попадая на экспертов по китам и дельфинам, на рыбаков и детей, пришедших забрать кости кашалотов. У них кружилась голова от неслыханного прогорклого запаха, они приседали на корточки и их без конца рвало.
К тому времени, когда люди приходили в себя, все кашалоты уже были мертвы, и экспертам осталось подсчитать погибших: всего триста шестьдесят пять кашалотов. Швейцарский китовед лет семидесяти по имени Андреас опустился на колени и зарыдал так сильно, что сердце не выдержало. Его предсмертные крики тронули сердца всех, кто был на пляже, так что повсюду раздались рыдания. Слезы капали на пляж, и вскоре их забирал прилив.
Но концентрация соли в морской воде от этого нисколько не увеличилась.
Цунами поглотило Ваю-Ваю на рассвете. В это время Ателей сидел спиной к острову, играя на говорящей флейте. Так ни разу и не обернувшись, он греб к раздробленному мусоровороту. Мелодия, которую он играл, была непостижимо нежной и невыразимо мучительной. Алиса, попрощавшись с Ателеем, поплыла к Дому на море, забралась на крышу, и, стоя на сломанной панели солнечной батареи, вглядывалась в даль в поисках Ателея. Поскольку нос лодки и брезентовый тент были сделаны из мусора, лодка незаметно продвигалась к мусоровороту, исчезая в море мусора. Алиса смотрела довольно долго, прежде чем заметила его. Силуэт Ателея стал маленьким, как у чайки. Вскоре Алиса начала петь, может быть, для Ателея, может быть, для себя. Это была одна из песен, которые Якобсен пел для нее у моря в тот вечер, когда она познакомилась с ним. Она все еще помнила, как он рассказывал ей о датско-шведской войне 1808–1809 годов, и об артиллерийской батарее, сохранившейся в кемпинге Шарлоттенлундский форт, как о наследии той войны.