ЧЕЛОВЕК С ГОРЯЩИМ СЕРДЦЕМ

Упоминаемого в № 4532 донесении нелегального «Артема» немедленно обыщите, арестуйте и передайте начальнику губернского жандармского управления для дознания.

Где же пресловутая свобода слова и собраний?

Легко сказать: арестуйте! И Аплечеев огрызнулся депешей:

Артем квартиры не имеет, из рабочего района не выходит, наблюдению не поддается, при случае арестую.

Сообразив, что эта отписка лишь разозлит департамент, он через час отправил более подробную. Она подчеркивала беспомощность харьковской охранки:

Секретно

Вследствие телеграммы Вашего Превосходительства от 21 сего ноября доношу, что нелегальный «Артем» проживает в г. Харькове без постоянной квартиры, что значительно затрудняет арест... По имеющимся сведениям, «Артем» намерен скоро выехать, поэтому на вокзале за появлением его ведется тщательное наблюдение.

Насчет отъезда своего заклятого врага ротмистр Аплечеев беспардонно лгал. Федор не собирался покидать Харьков.

РЕСПУБЛИКА НА САБУРОВОЙ ДАЧЕ

Господин Якобий, главный врач лечебницы на Сабуровой даче, был верноподданный монархист и самодур.

Мог ли он терпеть в штате больницы этого мастерового Тимофеева? Шапки перед начальством не ломает, спину не гнет, только сбивает с толку служащих. Он и его сообщники перенесли свои преступные собрания в конференц-зал — святая святых больницы. Там звучат возмутительные речи, поносится царский дом. Пора, давно пора изгнать из вверенного ему заведения неблагонадежных!

О, если бы Якобий знал, что мастер Тимофеев и Артем — одно и то же лицо!

В один из дней главный врач помчался в земскую управу:

— Нельзя мириться с засилием в больнице отпетых смутьянов. Обойдусь и половиной персонала. Принимайте меры!

В земской управе недолюбливали высокомерного Якобия, который был близок с самим губернатором. Что же делать со списком увольняемых? В нем доктор Тутышкин, фельдшерицы Базлова и Смирнова, кочегар Россохатский... А на первом месте — мастер Тимофеев.

Свой человек из конторы сообщил Артему о подлой затее главного врача Якобия.

К этому времени, возвратясь из Петербурга, Федор уже поселился на Сабуровой даче. Здесь же обосновались городской и районный комитеты РСДРП, в подземельях больницы хранилось оружие и работал печатный станок. Вблизи Сабурки заводы: паровозостроительный, Мельгозе, Гельферих-Саде. Рядом Народный дом. Корпуса лечебницы в огромном парке, за которым течет прозрачная Немышля. Еще дальше — овраги, хутора и луговые просторы. Лучшего места для подполья во всем Харькове не найти!

Помня о письме Владимира Ильича Ленина в Боевой комитет питерцев, Федор в эти дни укреплял дружины, вооружал и обучал парней военному делу.

На заводах тайно ковали кинжалы, отливали оболочки бомб, а в подвалах Сабурки их начиняли динамитом. Отсылались в Петербург деньги для приобретения оружия.

Но без участия солдат восстание обречено на провал. Федор понял это еще в Петербурге. А Сабурка хороша и тем, что близко гарнизонные казармы.

Так неужели можно позволить Якобию разогнать преданных партии людей, примириться с потерей Сабурки? И работники больницы решили: если Якобий не отменит увольнений, все забастуют.

Попечитель земства Задонский выслушал служащих и призадумался. Забастовка персонала в таком заведении? Около двух тысяч умалишенных... Немыслимое дело! К тому же новые веяния... Стачки-то и собрания дозволены. И земец миролюбиво произнес:

— Мда-а... Господин Якобий погорячился. Он отменит увольнения.

— Ни за что! — воскликнул Якобий. — Держать подстрекателей не стану. Губернатор обещал мне сестер милосердия из военного госпиталя. Я здесь хозяин или эта чернь?

Делегаты служащих доложили собранию о провале переговоров.

— Знаете что, друзья? — предложил Федор. — Давайте-ка изберем больничную комиссию, и пусть она сама отставит от должности распоясавшегося деспота.

Доктор Тутышкин, фельдшерица Базлова, кочегар Степан Россохатский и «мастер» Тимофеев нашли Якобия и Задонского на кухне. Попечитель земства снимал пробу с обеда. Вокруг — повара, стряпухи, судомойки. За едой с миской в руках ввалился и нелюдимый напарник Россохатского по котельной — Мокей Рябуха. Лохматый, грязный и угрюмый.

Россохатский командовал боевой дружиной Сабурки и не слыл трусом, а тут вдруг оробел, даже заикаться стал:

— Мы... То есть больничная комиссия от-тстраняет вас, господин Якобия, от д-д-должности. Хватит н-над нами измываться! Извольте-ка покинуть нашу Сабурку!