Человек с крестом

Вы утверждаете, что без веры нельзя жить. С этим не согласиться нельзя. Однако же вы считаете, что есть только одна вера — религиозная, с ее загробным идеалом спокойствия и правосудия, вера непротивления злу насилием и т. д. В этом вы глубоко ошибаетесь.

У нас есть вера наша, советская, вера в строительство коммунистического общества, вера в прогресс, в хорошее в человеке.

Директор одного из ремесленных училищ Челябинской области М. Туренский пишет: «Нельзя оправдать заблуждения Разуваевой только смертью мужа, жизненными трудностями, возникшими на ее пути. Жизнь — борьба, борьба за счастье людей и, следовательно, за свое счастье. А разве было легче Асхату Зиганшину, Филиппу Поплавскому, Анатолию Крючковскому и Ивану Федотову в борьбе со стихией за жизнь? Не вера в бога спасла жизнь этим солдатам. («Вот уж правильно!» — подумала Мария Ильинична). И куда правдоподобней прозвучал ответ одного из них на вопрос американского журналиста:

— Что вам помогло так долго бороться с океаном?

Солдат ответил просто:

— Наша дружба. Так мы воспитаны.

Да, такими их воспитала наша жизнь, наша советская действительность. Но ни в коем случае не церковь! Не религиозная нравственность, а коммунистическая нравственность дала этим героям товарищескую спайку, чувство веры в себя и в товарища».

«Выбирайтесь из «джунглей» религии», — обращался к ней, Марии Ильиничне Разуваевой, Осаков.

— Дорогой профессор, — прошептала про себя Мария Ильинична, — если бы вы только знали всю правду!.. Выбраться отсюда надо, но как?

«Куда же вы собираетесь идти, М. Разуваева? — читала она дальше. — Неужели сознание ваше так задурманено религиозным чадом, что вы не можете почувствовать правду окружающей вас жизни, увидеть прелесть ее, радость, счастье? Прогоните прочь этот дурной сон.

Посмотрите кругом, жизнь-то как хороша! Улыбнитесь. Станьте рядом с нами. Пойдемте вместе…»

«Ах, как бы хорошо!» — мечтательно подумала Мария Ильинична, но в это время заворочался в кресле Проханов и, вздрогнув, Мария Ильинична уткнулась в газету.

«Неужто он и сейчас что-нибудь придумает? — подумала Мария Ильинична, стараясь не поднимать головы,

чтобы не привлекать к себе внимания Проханова. — Ведь разбит по всем статьям. Ничего не осталось. Да и что может остаться? Он, кажется, даже сам не верит тому, что пишет… Боже мой! Неужели он и сам не верит?»

Подозрение об этом мелькнуло у нее, когда она переписывала второе письмо в редакцию. Ее тогда смутили слова: «А что мне за дело до того, что в Евангелии и Библии есть противоречия?! До того, что и фигура Христа мифична? Я нашла для себя лекарства, и мне ничего больше не нужно».

Выходит, отцу Василию и крыть-то нечем. Он даже признает, что фигура Христа мифична. А если мифична, стало быть, никогда, абсолютно никогда Христа не было, бога-отца не было, никакого бога-духа не было… Ничего вообще не было…

Рано утром Проханов выехал в епархию. Оттуда он возвратился через два дня. На него было жалко смотреть. Был он понурый, расстроенный, постаревший.

— Да, Марьюшка… Все прахом идет… Все прахом, — тихо повторил он и затравленно оглянулся, будто отовсюду ждал нападения врагов своих.

А потом закрылся в библиотеке и не выходил оттуда часов шесть подряд. Оказывается, писал ответ ненавистному ему Осакову. А вечером снова диктовал ей этот ответ.

Глава 13 Финал «Святой любви»

Ребенок появился в марте, хотя, по расчетам Марии Ильиничны, она должна была родить в начале мая. Когда у нее начались схватки, Проханов незаметно выскользнул из дома, и она осталась одна. Мария Ильинична хотела уйти сама в родильный дом, но за последние дни так ослабела, что без посторонней помощи двигаться по улице не могла.

Как она выжила в тот день — просто чудо. Мария Ильинична уже теряла сознание, когда в доме появился конюх Егор. Он ахнул, увидев ее распростертой на полу.

Егор-то и спас ее. Он принял ребенка, помог Марии Ильиничне в первую минуту, а потом опрометью бросился за врачом. В больницу ее привезли уже в беспамятном состоянии…

Но все обошлось благополучно. Перед выпиской Мария Ильинична со страхом думала — куда ей деваться? Старушка, у которой она раньше снимала комнату, на зиму уехала к детям, а Проханов никого ни разу не послал к ней, чтобы узнать, как она и что с ребенком.

Мария Ильинична с младенцем на руках сама явилась в дом Проханова. Он встретил ее добродушным смешком.

День окончился обычной попойкой, Проханов много пил сам и заставил пить ее. Ребенок исходил в крике. К утру он сорвал голос.

Попойки продолжались изо дня в день. На ребенка было страшно смотреть. Был он хилым, ни на что не реагировал; он даже кричать порой не мог, когда чувствовал голод — просто болезненно морщился.

Мария Ильинична по-прежнему ненавидела Проханова и все-таки делала все, что он ни говорил. По первому его требованию она, испуганно вздрогнув, бросалась исполнять его приказ. Другого обращения она теперь не знала. Прошли те времена, когда он уговаривал или просил ее.