Четвертый их сосед имел окладистую, пожелтевшую от времени седую бороду, носил длинные волосы, говорил нараспев, сильно «окал» и всем решительно не понравился. Может быть, оттого, что был он неряшлив, грязен и весь как-то засален? Или от привычки пристально смотреть на человека долгим, туповатым взглядом? Глаза у него были навыкате, белесые и походили на рачьи. От нового пассажира к тому же дурно пахло, весь он лоснился от жира, слипшиеся его волосы клочьями свисали на плечи.
Желания разговаривать с ним ни у кого не было; да и вообще с его появлением все трое, не сговариваясь, прекратили беседу, только изредка обменивались незначительными фразами.
Так прошло утро, прошло обеденное время, а ближе к вечеру случилось происшествие. На каком-то из разъездов поезд резко затормозил. С верхних полок посыпались узлы, свертки, чемоданы. Чемодан Проханова при падении раскрылся, а у студента вообще рассыпался впрах, потому что он был самодельный, ветхий и замка никогда не знал. Пострадали вещи и счетного работника.
Первый порыв в таких случаях — скорее собрать вещи. Но соседи Проханова, да и сам он, пальцем не шевельнули и глаз не могли оторвать от пола. Вперемешку с вещами на полу валялись деньги. Огромная сумма денег в толстых пачках, грубо перевязанных бечевками. Каких только купюр не было: сотни, пятидесятирублевые, тридцатки. Но больше всего было сотенных.
Все это богатство принадлежало длинноволосому пассажиру, В первую минуту он обомлел, а потом вдруг спрыгнул прямо со второй полки и стал подгребать под себя пачки денег, а заодно и ему не принадлежавшие вещи и кричать тонким голосом:
— Не подходите ко мне! Не подходите ко мне!
На крик сбежались пассажиры из соседних купе. Сначала они изумленно перешептывались, потом шепот перешел в возбужденный говор, и вдруг словно прорвало верх. Поднялся шум.
— Милицию чадо. Жулик какой-то.
— А вдруг банк ограбил?
Да нет. На банковских печатные обозначения суммы должны быть. Знаю.
А владелец денег будто разум потерял. Он стоял на коленях, суетливо-судорожными движениями рук бросал пачки денег в простую объемистую корзину, в которой обычно колхозники возят на базар гусей, только изнутри она была обшита клеенкой, и все тем же тонким бабьим голосом восклицал:
— Не подходите ко мне! Не подходите ко мне! О господи! Спаси мя и помилуй.
«Никак, слуга богов, — догадался Проханов. — Но какой же дурак так возит деньги?»
Наконец корзина была полна, а пачек оставалось много. Раньше, наверное, они были сложены аккуратно, а тут их бросали как попало. Оставшиеся деньги пассажир начал засовывать за пазуху.
Потом он поднялся и, сминая ногами вещи, стал пятиться в угол купе, словно на него вот-вот набросятся.
На ближайшей станции кто-то сбегал за милицией. В вагоне появился капитан в сопровождении старшины.
— Гражданин! — строгим голосом сказал капитан. — Предъявите документы.
Герой происшествия долго шарил за пазухой и наконец извлек бумаги, завернутые в носовой платок, пропитанный потом.
Капитан раскрыл паспорт. Молча прочел его. Потом стал внимательно читать бумагу.
— Протоиерей?!
Проханов же сгорал от любопытства — что будет дальше? Пассажиры, плотной стеной окружившие милиционеров, с интересом наблюдали за этой сценой.
— Протоиерей — это наверняка генерал у них… — несмело вмешался один из пассажиров и оглянулся на старшину.
Старшина смешливо прищурился и дернул плечом; жест означал: кто их разберет.
— Нет. Генерал — это многовато. Полковник, поди… — и капитан обратился к протоиерею:
— Откуда у вас столько денег?
Высокочинный однорясник Проханова ответил не сразу. Он по-прежнему сидел в углу купе, с трудом втиснув грузное тело между столиком и стеною, и будто завороженный смотрел на офицера милиции.
Я спрашиваю: откуда у вас столько денег?
— Слуга господень я. Мои то деньги. Мои, трудом заработанные, — ответил наконец протоиерей, налегая на «о».
— Тяжелый, видать, труд у слуги господнего, — саркастически заметил кто-то.
— Прошу без реплик, — строго сказал капитан и снова обратился к пассажиру. — А едете куда?
— К сыну направляюсь. Махонькую дачку построить хотим.
«Махонькая дачка» рассмешила пассажиров. Капитан тоже рассмеялся. Только старшина скупо улыбнулся.
— А кто ваш сын?
— Лицо духовного звания.
Офицер повертел документы в руках, подумал и возвратил их владельцу.
— Можете ехать, гражданин Макаров. Всё, граждане. Прошу разойтись.
…Пассажиры расходились нехотя. Долго еще в вагоне был слышен возбужденный говор.
А протоиерей продолжал сидеть в углу купе, прижимая к себе корзину.
— Всю жизнь работаю, — заговорил вдруг бухгалтер. Он обращался только к Проханову и студенту и даже не взглянул на преподобного отца. — Бухгалтер я, копейку государственную блюду, — а за двадцать лет службы, за все двадцать лет мне такие деньги и во сне не снились.
Он помолчал, постукал пальцами по столу и вдруг стал выкладывать на стол содержимое корзин.
— А ну, придвигайтесь поближе. — Он дружелюбно улыбнулся. — Давай, давай, чего мнетесь…
Он подмигнул соседям и, подняв глаза на протоиерея, сказал: