Человек с мясной фабрики

Секс никогда не получался таким же замечательным, как на мясной фабрике. И спустя некоторое время Лорел стала закрываться. Все чаще и чаще она засыпала после того, как они занимались любовью, а времена, когда они говорили до рассвета, остались далеко позади. Быть может, им больше нечего было сказать друг другу. Трейджер заметил, что она стала заканчивать истории, которые рассказывал он.

— Он это сказал? — Трейджер вылез из постели, зажег свет и, нахмурившись, сел в кресло.

Лорел натянула одеяло до подбородка.

— Ну и что ответила ты?

Девушка колебалась.

— Я не могу тебе сказать. Это только между Доном и мной. Он сказал, что так нечестно — я всякий раз рассказываю тебе о том, что происходит между нами. И он прав.

— Прав? Но я рассказываю тебе все. Разве ты не помнишь, что мы…

— Я знаю, но…

Трейджер покачал головой. Его голос стал спокойнее.

— Что происходит, Лорел? Мне вдруг стало страшно. Я люблю тебя, ты помнишь? Как все могло так быстро перемениться?

Ее лицо смягчилось. Она села и протянула к нему руки, одеяло упало, обнажив ее полную мягкую грудь.

— О Грэг! Не тревожься! Я люблю тебя и всегда буду любить, но так получилось, что теперь я и его люблю. Ты понимаешь?

Успокоенный Трейджер обнял Лорел и страстно поцеловал в губы. Потом он оторвался от нее.

— Послушай, — сказал он, пытаясь суровостью скрыть дрожь в голосе, — кого ты любишь больше?

— Тебя, конечно, всегда тебя.

Он улыбнулся и снова поцеловал Лорел.

— Тебе все известно, — начал Донелли. — Наверное, нам нужно об этом поговорить.

Трейджер кивнул. Они сидели за кулисами театра, трое его трупов стояли у него за спиной, словно стража.

— Хорошо. — Он посмотрел на Донелли, и его улыбающееся лицо стало суровым. — Лорел просила меня, чтобы я делал вид, что ничего не знаю. Она сказала, что ты чувствуешь себя виноватым. Но трудно притворяться, что ничего не происходит, Дон. Пришло время поговорить начистоту.

Донелли опустил глаза и засунул руки в карманы.

— Я не хочу причинять тебе боль, — сказал он.

— Тогда не делай этого.

— Но я не могу притвориться, что я мертв. Я живой. Я тоже ее люблю.

— Предполагается, что ты мой друг, Дон. А любовь — это нечто другое. Так ты только причинишь себе боль.

— У меня больше общего с Лорел, чем у тебя.

Трейджер молча смотрел на него. Наконец Донелли поднял взгляд и тут же вновь опустил глаза.

— Я не знаю… О Грэг! Лорел все равно любит тебя больше — так она сама сказала. И я не могу рассчитывать… У меня такое ощущение, будто я нанес удар тебе в спину. Я…

— Послушай, Дон, перестань, ты не наносил мне удара в спину, не говори так. И если ты ее любишь, что ж, тут ничего не поделаешь. Надеюсь, все закончится хорошо.

А ночью, когда они лежали в постели, он сказал Лорел:

— Я беспокоюсь за него.

Его лицо, прежде такое загорелое, стало пепельно-серым.

— Лорел? — прошептал он, не веря.

— Я больше не люблю тебя. Мне очень жаль, но это так! Иногда наша любовь казалась мне настоящей, но сейчас она развеялась, как сон. Даже не знаю, любила ли я тебя когда-нибудь.

— Дон, — деревянным голосом произнес Трейджер.

Девушка покраснела.

— Не говори ничего плохого о Доне. Я устала слушать, как ты все время его унижаешь. Он ни разу не сказал о тебе ничего дурного.

— О, Лорел! Неужели ты не помнишь? Слова, которые мы говорили, наши чувства? Я тот же человек, которому ты говорила эти слова.

— Но я выросла, — жестко возразила Лорел, откинув назад свои красно-золотые волосы. — Я все прекрасно помню, но теперь мои чувства изменились.

— Не надо, — сказал он и потянулся к ней.

Она отодвинулась.

— Не трогай меня. Я сказала тебе, Грэг, все кончено. Ты должен уйти. Скоро придет Дон.

Это было хуже, чем с Джози. В тысячу раз хуже.

III. Скитания

Трейджер пытался сосредоточиться на театре; ему нравилась работа, у него оставались здесь друзья. Но это было невозможно. Каждый день он видел Донелли, улыбающегося и доброжелательного, иногда в театр приходила Лорел, чтобы встретить его после дневного представления, и они уходили вместе, держась за руки. Трейджер стоял и смотрел, стараясь делать вид, что ему все равно. Однако отвратительное существо у него внутри кричало и рвало его тело. Он уволился. Он больше никогда их не увидит. Нужно сохранить гордость.

Свет Гидиона озарял небо, люди на улицах смеялись, но в парке было темно и тихо.

Трейджер стоял, прислонившись к дереву, не сводя глаз с реки и сложив руки на груди. Он был статуей. Казалось, он не дышит. Даже его глаза не двигались. Труп, стоя на коленях рядом с каменной стеной, колотил руками по кладке, которая стала влажной от крови. Ладони трупа превратились в кровавое месиво, изредка кость скрежетала по камню.

Его заставили заплатить прежде, чем он вошел в будку. Потом ему пришлось ждать целый час, пока они искали ее и налаживали связь. Наконец он смог сказать:

— Джози.

— Грэг, — ответила она, улыбаясь своей особенной улыбкой. — Я могла бы и сама догадаться. Кто еще мог связаться со мной с Вендалии? Как ты?

Он рассказал ей. Ее улыбка исчезла.