Человек с рублем (ноябрь 2008)

- Сначала надо немного сказать о начале войны. В начале июля 1914 года, в компании молодежи мы заговорили о том, кто что будет делать в жизни. И я сказала только одно: я знаю, что не буду делать никогда - не буду сестрой милосердия. Через месяц после этого я уже училась в Женском медицинском институте на сестру милосердия. И когда мы выехали на фронт, мы были очень хорошо обучены. Те сестры, которые выехали так рано, очень хорошо умели управлять собой, держать свои нервы в порядке, чего позже сестры не умели делать. А во-вторых, они умели разговаривать и налаживать отношения с солдатами. Офицеры, конечно, были люди нашего круга. Не все, но многие. В 1916 году уже чувствовалась большая усталость на фронте, главным образом, от тяжелых потерь. Что делали солдаты, чтобы это заглушить, мне трудно сказать, а офицеры начали пить. И не пить им было бы трудно. В 1916 году, да и долгие месяцы 1917-го, на фронте, а я была около Молодечна, не было ничего, что бы указывало на волнения.

- Как менялись политические настроения среди солдат и офицеров? Всюду в учебниках мы читаем, что начало войны было встречено с энтузиазмом, а потом настроение менялось.

- Вам трудно поверить, что большая Россия была совершенно аполитична. Солдатам, естественно, не нравилось, что не хватало снарядов. Но к 1916 году уже снарядов было достаточно. Очень много приходится слышать преувеличений, что они замерзали в окопах. Этого просто не было.

- А что вы можете сказать о медицинском обслуживании? Хватало ли медикаментов?

- Мы выехали на фронт 6 октября 1914 года. Попали в Восточную Пруссию. Там только что были страшные бои и буквально на улице стояли носилки с тяжелоранеными, которых мы как-то обслуживали. Не было очень холодно, никто не замерзал, но было тяжелое положение. Но это довольно быстро изменилось. Нас, правда, было очень мало. Иногда тысячи раненых привозили. А не могут же шесть сестер ухаживать за тысячью пациентов. На всех фронтах это был сложный вопрос. Но работали мы исключительно добросовестно.

- И кто были эти девушки, которые работали, - студентки, гимназистки?

- Это были барышни самых разных кругов. И из какого-нибудь маленького провинциального города, и молоденькие княжны. Солдаты не стали бы доверять девушкам из деревень. Уважение к сестрам было огромное, в этом я потом убедилась в Белой армии. Но я об этом знала и на большой войне.

Но если мы вернемся к 1916 году, надо сказать, что армия была готова к наступлению. Я говорю о том участке, где я находилась. И потому, что снабжение было налажено, и потому, что полки были в хорошем виде. Полки были в порядке, потому что зимой не было сильных атак. И вот вдруг, совершенно неожиданно для нас, перестали приходить письма.

Потом приехал полковник, который рассказал нам, что произошел переворот. Затем было назначено большое молебствие, на котором молились за Временное правительство. А когда мы спросили солдат, за кого они молились… «Да как за кого? За царя!» - «За какого царя?» - «За государя Николая Александровича». Они даже не поняли, что произошло отречение от престола. Но первый страшный удар армии был нанесен номером Первым.

- Что вы помните об этом приказе, как он повлиял на солдат, как вы услышали о нем?

- Нам прочитал приказ номер Первый начальник дивизии и сказал, что перехватили немецкую телеграмму с той стороны, в которой было сказано, что в России революция, опасности атаки больше нет. Приказ номер Первый он считал выработанным немецким штабом. И он, поговорив с нами, просил меня ехать во Временное правительство с этой бумажонкой, потому, что он был уверен, что это просто было распространено из Германии, что немцам как-то удалось напечатать по-русски этот приказ и распространять на фронте.

- Вы услышали о приказе номер один 18 марта, и к концу марта вы поехали в Петроград?

- Да, в 20-х числах меня просили поехать рассказать, что немцы делают на фронте.

- И какое впечатление на вас произвел Петроград?