Человек с улицы

Голос ее прозвучал одновременно любезно и снисходительно.

Я прекрасно помнил имя пострадавшего, но все же в приступе добросовестности еще раз взглянул на клочок бумаги.

— Где квартира месье Жан-Пьера Массэ?

— Третий этаж, налево!

Если бы у нее был менее суровый вид, я бы порасспросил ее о семье Массэ, чтобы знать, кого мне предстоит увидеть; но эта женщина продолжала слишком недоверчиво рассматривать меня. Так смотрят некоторые полицейские, когда вы подходите к ним с каким-либо вопросом.

— Спасибо, — поблагодарил я.

И, подойдя к лифту, нажал кнопку вызова. Но никакого звука в ответ не услышал! Наверное, лифт застрял между этажами.

— Кто-то забыл закрыть дверь! — пробормотала консьержка. Впрочем, казалось, это ее не особо волнует. Вроде она даже обрадовалась, что я побрел по лестнице.

Добравшись до третьего этажа, я увидел, что лифт стоит именно здесь. Его отворенную дверь придерживал чемодан. Дверь в квартиру Массэ также была растворена. Нет ничего более неприятного, чем звонить в открытую квартиру. Я увидел хорошо обставленный холл, стеклянные двустворчатые двери вели из него в просторную гостиную. Я нажал медную кнопку звонка, и тотчас появились две женщины.

Одна из них была молодая красивая брюнетка со спокойными, не омраченными никакой печалью глазами. Одета она была в леопардовое манто и держала в руках чемоданчик из темно-зеленой кожи. За ней с трудом тащила два громадных чемодана маленькая горничная в черном платье и белом переднике. Ее глаза были красными, как у человека, проплакавшего несколько часов подряд. Выходя, обе женщины почти толкнули меня, обратив на американского полковника не больше внимания, чем на типа из Армии Спасения, пришедшего просить милостыню для бедняков. Впрочем, возможно, они и приняли меня за солдата Армии Спасения.

Горничная поставила чемоданы в стальную кабину лифта. Я был обескуражен тем, что они уходят. Мне показалось, я попал в самый разгар некой драмы, и подумал, может быть, из комиссариата все-таки позвонили и уже сообщили семье о случившемся.

Я нашел в себе силы обратиться к женщинам в тот момент, когда они собирались нырнуть в лифт.

— Прошу прощения… Пожалуйста… мадам Массэ?

— Ее нет дома! — ответила горничная. И добавила: — Но она скоро будет! По какому вы вопросу?

По какому вопросу! Мог ли я сказать этим двум спешащим женщинам, что пришел по вопросу несчастного случая со смертельным исходом? Мог ли объявить прямо здесь, на лестничной площадке, о смерти хозяина дома?

— Я сейчас вернусь, — бросила мне горничная в тот миг, когда кабина лифта пошла вниз.

У нее был тоненький голосок, писклявый, как у мышки. Из-за слез она говорила немного в нос. Затем из шахты лифта до меня донесся голос красивой брюнетки:

— Вы думаете, в это время я смогу найти такси?

Горничная чихнула. Лифт достиг первого этажа, с железным звуком открылись его раздвижные двери. Девушка в леопардовом манто прибавила с чувством:

— Да уж! Превосходная встреча Нового года, лучше и не придумаешь!

Фраза была циничной, но красноречивой. Я снова подумал, не опередили ли меня полицейские.

Было слышно, как сняли с металлического пола кабины чемоданы, шахта лифта усилила этот звук, а затем вновь воцарилась та мягкая, респектабельная тишина богатых домов, где словно бы все заботливо укутано в вату.

Дверь в квартиру Массэ оставалась по-прежнему широко распахнутой. На блестящей медной табличке было написано: «Жан-Пьер Массэ, архитектор».

Поколебавшись, я вошел внутрь. Вряд ли горничная оставила бы открытой совершенно пустую квартиру. Хозяйка, сообщила она, скоро будет. А я питал слабую надежду, что мне не придется сообщать дурную весть вдове моей жертвы.

Пол широкого холла был устлан синим ковром, а на стене висела трехметровая картина Бернара Бюффе. Напротив входной двери — двустворчатая дверь в гостиную, а слева — другая двустворчатая дверь, за которой находился рабочий кабинет архитектора. Там виднелись стол с рейсшиной, рулоны кальки, копировальная машина.

В квартире витал тонкий аромат духов. В богатых парижских домах всегда хорошо пахнет, потому что за парижанками следует шлейф из духов, одновременно бесстыдный и наивный, но всегда притягательный.

— Хелло! — проговорил я. — Пожалуйста! Есть здесь кто-нибудь?

Полная тишина. Я вошел в гостиную — огромную комнату, обставленную диванами и мягкими креслами. За стеклами шкафов разместилась целая коллекция маленьких флакончиков чеканной работы. Флаконы для ароматических солей, флаконы для духов с серебряными крышечками, хрустальные флаконы, золотые флаконы, инкрустированные драгоценными камнями… Ничего подобного раньше мне не приходилось видеть. Утонченно и необычайно прелестно. Бурное, как шампанское, прошлое, оттененное кружевами.

На столиках и тумбочках тонкой английской работы стояли великолепные хрупкие украшения: статуэтки из алебастра и порфира, саксонский фарфор, часики эпохи Людовика XV — настоящий музей!

Мне было крайне неловко находиться одному в такой дорогой квартире, у незнакомых людей, к которым я явился, чтобы сообщить о случившемся несчастье.