Человек с железным оленем

Паром не ходил. Как переправиться? Надежда только на железнодорожный мост. Охрана разрешила Глебу перебраться на противоположный берег. Но проложенный рядом с рельсами тротуар настолько узок, что вести в руках тяжело груженный велосипед невозможно. Самое безопасное — перенести сначала машину, а вторым заходом — груз, медленно, но верно. Велосипедист посмотрел на уходящую вперед трехкилометровую галерею ажурных металлических арок, потом на двухплашечную дорожку под ногами и, толкнув велосипед, решительно взмахнул на седло.

Тот, кто бывал в горах и пересекал по висячему мосту ущелье или жался к скале, двигаясь вдоль нее по тропинке, может легко представить, какая требовалась выдержка, чтобы ехать строго по прямой над ревущей бездной…

А потом снова по залитой водой колее, или по обочине проселка, или сквозь чащобу. Каждый сук норовил кольнуть, схватить за воротник, каждый корень бросался под колеса, чтобы остановить, сбить, запутать… В особо трудных местах приходилось мастерить перелазы из шестов и веток. В деревушках остолбенело дивились на полуголого парня, который на леденящем ветру быстро крутил мускулистыми ногами педали велосипеда.

Осенняя распутица отстала где-то под нынешним курортом Кульдур, только начинавшим свою жизнь. Километров сто лез Глеб через тайгу по узенькой дороге, похожей на тропу, чтобы взглянуть на горячие чудо-источники. Открытием их люди обязаны, как говорит легенда, оленю, который пришел на ключи заживлять рану и привел за собой по следу охотника… Курорта в современном смысле там в 1928 году еще не было, но печать уже имелась. Ее-то и поставили путешественнику в паспорт. В Кульдуре он прибавил к своему костюму заячьи перчатки, натянул шерстяное трико.

Ударили морозы. Травин часто перебирался с покрытых кочками и колдобинами дорог на затянувшиеся льдом речки, стремясь выдержать западное направление. Таким «шоссе» послужила, в частности, Зея. В среднем течении этот левый приток Амура почти параллелен железнодорожной линии, уходя от нее километров на сто пятьдесят. Глеб не ожидал ничего хорошего, поворачивая от города Свободного на север по незнакомой реке. Но в его планы как раз и входило на первом этапе похода испытать себя в самых трудных условиях.

Молодой лед, чуть прикрытый снегом, а кое-где и вовсе голый, позволял ехать на предельной скорости. Опасны полыньи, но они выдавали себя парящим маревом. Дни стояли тихие. С низких, покрытых лесом берегов сбегали на реку тропы. Вблизи больших сел они сливались в торные, раскатанные до блеска дороги. Если такое село попадалось к вечеру, Глеб оставался на ночь, если нет — устраивался там, где заставало время. Железный режим — основной принцип, которого придерживался велосипедист: двигаться в любую погоду по 10–12 часов в сутки, питаться два раза в день. Пить тоже только утром и вечером.

Ночлег в тайге. В сибирском селе этим никого не удивишь. В лесу всегда можно найти удобную, широкую, как стена, корягу с навесом из корней; с избытком тут мягкой хвои на постель, вволю дров — расщепляй любой смолистый пень. Короче, на пружинистой хвойной кровати, устроенной между корягой и костром, будешь ночевать, как на пуховике…

Сложнее с пищей. Но в деревнях на любой таежной заимке за крестьянским столом находилось лишнее место для путника. Такова уж она, чудесная русская «нерасчетливость», которая, как хорошо заметил друг А. С. Пушкина путешественник Федор Матюшкин, «называется от Камчатки до Петербурга гостеприимством». Если же не было поблизости жилья, то выручал меткий глаз, сноровка следопыта. И не так уж беден сибирский лес, чтобы не отпустить смельчаку рябчика, глухаря, а то и зайца. Голодным Глеб ложился крайне редко…

Через неделю, проехав семьсот километров, велосипедист прибыл в районное село Зея, расположенное километрах в полутораста к северу от железной дороги. Русло реки тут сузилось. Оно забито сугробами, пузырилось наледями. Селения попадались все реже. Добравшись до Якутского тракта, Глеб спустился по нему к станции Невер и поехал вдоль магистрали.

Ветры, трескучие морозы и бесснежье — это Забайкалье. Песчаная, чуть прибеленная снегом равнина с прямой, как стрела, дорогой. В метель воздух вместе со снегом несет песок.

Кожа на лице путешественника задубела, волосы стали еще пышнее и гуще.

Ох уж эти волосы!

— Послушайте, что за странное украшение у вас на голове? — спросили путешественника в Читинском горисполкоме.

— Во-первых, шапки не надо: у меня жесточайший режим экономии, — пытался отшутиться Глеб. — А во-вторых, это своеобразный паспорт: уж ни с кем не перепутают.

— Паспорт все же лучше иметь настоящий, — не принял шутки служащий, просматривая печати в регистраторе. — Что же касается поповской гривы, — продолжал он наставительно, — то я бы на вашем месте ее сбрил.

При этом он погладил выпачканной в чернилах ладошкой свою лимонно-желтую лысину. Травин едва сдержал улыбку.