Человек с железным оленем

Светало. На вершине путешественника встретили лучи солнца. Вокруг скалы. Их нагромождения чем-то напоминали Ганальские востряки на Камчатке. Лишь в одном месте горная цепь разорвана долиной.

Глеб садится на велосипед и спускается по откосу, притормаживая педальным тормозом. Привычно ловко объезжает камни.

На северо-западе, где горы расходятся уже широко, на самом горизонте вырисовывается темный силуэт одинокого дерева. Значит, вода!..

Глеб направляется туда. Несется с увала на увал, используя инерцию. Мимо бегут выветренные востряки, лощины. Быстрое движение создает встречное освежающее течение воздуха. Расстояние между велосипедистом и деревом заметно сокращается.

«Но откуда там камни, целая россыпь? — Глеб впивается глазами, пытаясь лучше разглядеть. — Да нет, это не камни, а лежащие овцы».

Их так много, что напрямую не пройдешь. Глеб, кружась между животными, обходя и перешагивая через них, настойчиво пробивался к большому развесистому дереву. Он уже заметил неподалеку впадину с водой. Овцы, расположившиеся вокруг источника, неохотно поднимались, потряхивая жирными и широкими курдюками.

Когда Глеб оторвался от воды, то обнаружил за спиной невысокого смуглого узбека, одетого в изодранную грязную рубашку. Короткие потрепанные штаны подпоясаны кушаком. Ноги босые, на голове сдвинутая на макушку войлочная шляпа с широкими полями.

Глеб дружелюбно протянул руку.

— Салам алейкум!

— Алейкум салам! — услышал в ответ.

Запас слов крайне мал, но пастуху и без разговора понятно, что человек голоден. Он сорвал с дерева несколько продолговатых красных ягод. Потом, порывшись в торбе, достал пару жестких лепешек и кусок овечьего сыра.

Глеб с жадностью накинулся на медовые сочные плоды — это был тутовник, быстро проглотил и остальное. Снова напился…

Объяснялись больше жестами. Глеб узнал, что овцы не принадлежат этому человеку. Он пастух, а хозяин платит ему пятнадцать баранов в год. Живет он при стаде, а сейчас перегоняет отару на горные пастбища. Из-за жары идут только по ночам.

Потом занялись географией.

— Джизак, Джизак, — бубнил Глеб, раскладывая карту.

— А-а, — понял пастух. — Джизак, Янги-Курган, Бу-лунгур, — повторял он название городов, лежавших по Узбекскому тракту.

— Где сейчас мы? — пытался расспросить Глеб.

— Мальгузар, — ответил узбек, показав на горы. — Мальгузар, — еще раз повторил он.

Глеб покрутил пальцем по карте.

— А, горы Мальгузар, отроги Туркестанского хребта. Спасибо, друг.

Солнце припекало. Овцы стали подниматься. Безмолвная тишина наполнилась блеянием, движением ног.

«Эх, отдохнуть бы под тутовником, — Глеб загляделся на дерево, густо усыпанное плодами. — Но нужно двигаться дальше».

Перед дорогой еще раз досыта напился. Теперь уже с некоторым смакованием, даже профильтровал воду через носовой платок.

Велосипедист снова выбрался на тракт.

25 мая — Самарканд, столица Тамерлана. Говорят, хочешь узнать Самарканд — посмотри Регистан. Площадь Регистан, окруженная старинными, отделанными яркой мозаикой минаретами, — немой, но красноречивый рассказ о таланте древних строителей…

За день Глеб углублялся до пятидесяти — ста километров на юг. Вблизи города Гузара он свернул на восток, задумав побывать в Таджикистане. Через горы Бай-сунтау Травин по головокружительным тропам перевалил в Гиссарскую долину. Цепи хребтов и адыры — изрезанные горными потоками увалы — сменились зелеными террасами.

…Путешественник загляделся на руины крепости, возвышавшейся над долиной, и направился к большим круглым башням, между которыми темнели широкие ворота. От ворот внутрь крепости вела круто поднимающаяся дорога, на которой еще не стерлись глубокие колесные колеи. Глиняные полуобвалившиеся стены густо поросли травой и кустарником. На правой башне сидел гриф, недвижимый, как изваяние. Голая шея птицы казалась под лучами солнца пурпурной.

Глеб решил осмотреть крепость. Но едва подъехал к воротам, как его окружили возбужденные дехкане.

— В чем дело, друзья? — оторопел велосипедист.

Ему знаками приказали двигаться вперед к видневшимся развесистым чинарам.

Из отрывистых восклицаний, которыми обменивались конвоиры, Травину понятны лишь слова «шайтан инг-лиз», произносимые гневно и презрительно.

«Кажется, меня приняли за английского шпиона, — подумал Глеб. — История!»

Он даже остановился от возмущения.

— Товарищи!..

Но солидный тычок в спину шестигранным дулом старинного ружья заставил ускорить шаги.

Под густой листвой деревьев звенел арык. На покрытом ковром деревянном помосте, скрестив ноги, восседали седобородые старцы в чалмах и полосатых ватных халатах. Здесь же, в черных с белым шитьем тюбетейках, пили зеленый кок-чай молодые таджики. Проворный чайханщик, лавируя между сидящими, разносил цветастые чайники и низенькие широкие чашки-пиалы, наполняя их из огромного медного самовара.

Когда шумная группа с Травиным в центре вступила под тень чинар, мирное чаепитие сменилось удивленными вопросами и восклицаниями.

Один из сидевших на ковре отставил пиалу и поднялся, оправляя гимнастерку. По его знаку все замолчали.

— Говори ты, — указал он на человека с ружьем.