Ситуация стала сложной. Сто человек, стирающих одежду по графику. Постирочных дней два, суббота и воскресенье. В другие дни стирка запрещена. Сушилка в эти дни забита, а это комната в пятнадцать квадратных метров с натянутыми под потолком шпагатами. Там и одежда, и постельное белье. Когда вешают постельное белье с двух десятков кроватей, влажность в сушилке поднимается до ста процентов, а когда прибавляется еще десяток комплектов, белье перестает сушиться и начинает гнить, на стенах появляется плесень.
Сушить вещи на батареях, на веревках между шконками, вообще где-либо еще запрещено. Окно в сушилке, как и все остальные, на ночь закрывается под сигнализацию.
К исходу второго постирочного дня стало ясно: сушить белье невозможно. Значит, многим нечего надеть и не на чем спать. Ходить голыми и спать без постельного белья тоже нельзя, правила распорядка запрещают.
Вечером в каптерку к завхозу постучался Дима.
— Есть вариант, — сказал он, смущаясь, — инфракрасные обогреватели. Они бывают в виде гибких панелей, приладим к стенам, электричества потребляют мало, будет тепло.
Завхоз задумался. Днем он ходил в штаб, и там ему даже разрешили взять на ночь одну из изъятых тепловых пушек. Но ее уже не было, увели.
Нужно было выживать.
У каждой зоны вьются «поставщики», которые получают на свои счета деньги от родственников арестантов и привозят в зону все — от краски до бетонных перекрытий.
Каждый об этом знает, но этого как бы нет, потому что никто как бы не жалуется.
А если жалуется, то прокуроры и следователи быстро выясняют, что это навет и оговор.
Дима с завхозом позвонили местному пройдохе, который поставлял в колонию стройматериалы. Тот просчитал варианты. Выходило вполне бюджетно, хотя и втридорога, но по-другому в зону ничего не поставляют.
— Твоя инициатива, плати, — сказал завхоз Диме. — Я с администрацией поговорю, тебе за это условия получше сделают.
Дима был за. Сумма небольшая, а пользы много, думал он. Администрация заметит и оценит.
Следующий день ушел на согласования со штабом. И это было чудом, так быстро все согласовать. Дима в курилке рассказывал, как он здорово придумал и как много можно сэкономить, если мониторить расходы.
— Да на одной стройке миллионы бабла везде пилят, — убеждал он арестантов.
Люди слушали, некоторые рассеянно, а некоторые очень внимательно. Задавали вопросы. Про расходы.
За неделю обогреватели были установлены. В сушилке стало тепло, вещи сохли быстро, электричество экономилось. Перед проверкой панели все равно сняли и спрятали, чтобы не выделяться и не объяснять лишний раз. Обошлось.
А сразу после проверки Диму вызвали на комиссию и закрыли в ШИЗО.
Завхоза вызвали в штаб.
— Чё ты там развел? — спросил его сквозь сигаретный дым молодой, но уже очень толстый опер.
Завхоз ожидал, что это будет. Слишком много Дима наговорил за неделю. И остерегать здесь бесполезно, в зоне человек сам хозяин своему языку.
Дима в разговорах посягнул на святое — стройку и ремонт в зоне. Стал спрашивать, кто по сколько сдавал и на что. Поинтересовался, кто построил такой красивый девятый барак и почему не приводят в такой же вид другие.
Его эта тема захватила как экономиста. Он не мог понять, почему при таком огромном бюджете ФСИН зэки сами строят и ремонтируют все — от бараков до здания самой администрации.
О нем услышали опера. Их опасения подтвердились — человек интересовался и сеял тем самым смуту.
Поэтому — ШИЗО.
Вышел он оттуда через месяц, этого ему хватило, чтобы понять — инициатива и интерес в зоне опасны. Он устроился в швейный цех и скоро стал мастером. Не для того, чтобы менять жизнь вокруг, а чтобы создать условия себе.
Он остался добрым и улыбчивым парнем, охотно делится газетами, которые ему выписывают с воли, обсуждает войну в Сирии и американские санкции, жизнь в Москве и футбол.
Не говорит он только о бюджете ФСИН. Никогда и ни с кем.
Хлеб
Сергей ходит по локальному участку около барака, огороженному загону для людей. Он шагает по прямой — вперед и назад.
Он вообще часто ходит, он в прекрасной форме, и не для своих сорока пяти, а просто в прекрасной. Сегодня он ходит быстрее обычного и не приближается к турнику, на котором обычно с удовольствием подтягивается. Много и легко.
До суда по его условно-досрочному освобождению остается три недели. Он отсидел три года из пяти. Он работает в столярном цехе, и у него хорошие характеристики. Проблем с УДО не предвидится.
Не предвиделось до сегодняшнего дня. Сейчас он пойдет на комиссию, где ему определят наказание за нарушение правил распорядка. Первое за все его время здесь.
Зэков кормят три раза в день. Еда отвратительна. Относительно пригодна для питания она лишь в дни проверок, когда попробовать ложку супа может, к примеру, прокурор.
Арестанты, особенно бедолаги, которые не получают передач, спасаются дешевыми приправами, что скупают в тюремном магазине. Они засыпают ими все — и слипающуюся комками кашу, неважно из чего, всегда комками, и жидкую массу тюремного супа, и сваленные в кучу вареные свеклу с капустой.
Теперь это приходится делать украдкой.