Читаем Человек-тело полностью

И все же… Бывало, сижу за столом, марая свою очередную тетрадь, на столе свернулся клубком телефон, лягушкой застыл, как сказал один убитый людьми поэт, и вот, сижу и поглядываю на эту жабу, ожидая, когда наконец она принесет мне беду.

То мог быть какой-нибудь старый провинциальный приятель, которых у меня накопилась тьма, поскольку в юности, в молодости я много ездил; как правило, он привозил что-то питейное из своей далекой республики, радостно ждал меня на улице, на какой-то квартире, в гостинице, либо сам стремился ко мне… И — понеслась!

Сам гость, не страдавший моей болезнью, наутро прощался, начинал свой очумелый бег по столичным магазинам, если был простым смертным, или по редакциям, если мнился небожителем, а я — блюющий, мучительно больной, таскающий свой живот к раковине и унитазу, порой выползающий за очередной порцией будущей блевоты и говна до магазина — оставался в этом режиме надолго, затем, исчерпав последние свои силы, залегал на лютую многодневную ломку.

И вот, спустя неделю или больше, приняв последний контрастный душ, умывшись на балконе хрустящим снегом, я с неимоверной энергией снова хватал свою тетрадь, возбуждено листал дорогие сердцу страницы, но порой и двух часов очумелого писева не проходило, как снова на столе протяжно квакала лягушка. Бодрый голос весело рокотал:

— Привет! Это я!! Я приехал!!!

Увы, отказ к положительным результатам не приводил. Да, мне удавалось отшить очередного убийцу, но после я уже и сам не находил себе места. О работе и речи быть не могло, все мои мысли поглощал образ моего двойника, который в эти самые минуты уже брился, мурлыча, перед зеркалом, принимал душ и одевался с подобающей изысканностью, затем сидел в ЦДЛ, вел жаркий спор, потрясая щепотью, видя сквозь эту щепоть, похожую на кошачий след в снегу — некое туманное лицо в обрамлении пушистых волос, затем, пользуюсь свободой пьяного сновидения, уже сидел за столиком, мурлыча с этой неожиданной милашкой, а ночью страстно еб ее упругое тело.

Как же мне было тоскливо и гадко, что вместо того, чтобы срывать пышные цветы жизни в ботаническом саду времени, я должен был сидеть здесь, за столом, и кропать, кропать, кропать…

Я шатался из комнаты в комнату, затем все же вылетал в магазин — пулей, пущенной и черного ствола своего искусственного одиночества. Я брал водки, много водки и бутылку вина на завтра и начинал одинокое пьянство, и на следующее утро мой двойник возвращался и, криво усмехнувшись, соединялся со мной реальным, будто ложась в постель после ночи бесшабашного буршества, и дальнейший наш путь был уже общим: винное похмеление перерастало в новое пьянство. Так зачем, спрашивается, отказал во встрече старому дружку? Не лучше ли было и вправду пожить день-другой в качестве обыкновенного смертного, которого ничуть не мучит вопрос: а что он сотворил сегодня, не зря ли он прожил сегодняшний день?

Решение тут могло быть только одно: вообще не подходить к телефону. Впрочем, с городским я разобрался, но прогресс не стоит на месте. От мобильного я долго отбрыкивался, но как-то раз поехал в творческую командировку в Самару, с целью отмостить город, выбранный для действия очередного жанрового романа, и неплохо было иметь под рукой телефон. Конечно, я должен был выбросить мобильный, словно использованный билет, но я оставил его. Постепенно и эта карманная лягушка приобрела надо мною власть.

Поначалу я не знал, как бороться с СМС. Едва получив сообщение, я брал сигарету и отвечал. Дневная норма сигарет теперь вычислялась по формуле: прежняя норма плюс количество СМС за день. Таким образом, эти мои жаждалы общения становились не только хищниками моего времени, дантесами моего искусства, но и прямыми моими убийцами.

Способ борьбы я придумал следующий. Мобильный телефон держу с выключенным звуком и перевернутым, чтобы не выдавал себя миганием. Как только наступает насущная необходимость выкурить сигарету, я беру его и смотрю: не было ли невидимых СМС или немых звонков. Если их нет, я, конечно, все равно курю.

Такой способ связи вызвал нарекания со стороны моих воров и убийц, и часть из них отсеялась, негодуя и выговаривая мне, что на СМС надо отвечать немедленно, таков у них якобы закон. А вот с отсрочкой мобильного вызова многие, почему-то смирились.

Причину я разгадал не сразу. Она состояла в том, что за отправленное СМС муха платит в любом случае и ее свербит, что кусаемый корреспондент не возместил убыток, а за непринятый вызов она не отдают ни копейки, так что, ей, конечно, выгоднее, когда я перезваниваю сам. Вот почему у мух язык не поворачивается корить меня за то, что я не беру трубку мобильного телефона, в то время как тот же случай с городским приводит их в бешенство.

Несколько позже появился скайп. По мере шествия скоростного интернета по планете какие-то дальние в пространстве и времени друзья принялись посылать мне номер, по которому я смог бы увидеть их рожи и от души поболтать. И весь круг мне пришлось пройти снова…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза