Проснулся — пахнет грибами. Пришлепал своим плоскостопием на кухню — Вика мешает в красной кастрюле грибной суп. Что это — сон во сне, как у Гоголя? Оглянулась, улыбаясь во всю ширь своего большого чувственного рта. Я взял из ее рук мешалку и положил на стол. Люблю валить свою девочку где попало, прерывая любое ее занятие. Вообще особенно люблю заниматься этим сразу после пробуждения. Так писал со сна Сальватор Дали. В данном случае, не важно, где будет ударение: он делал и то и другое. Еще не совсем проснувшись, подходил к холсту и работал, бросая на холст рудиментарные остатки сновидений, всего лишь несколько минут назад жарко кипевших в черепе. Так и я: будучи еще достаточно сонным, пока мозг не наполнился роем мыслей, словно оживший улей, я отыскиваю тело моей милой девочки, где бы оно ни было — на кухне, в ванной или в туалете, сворачиваю его в рог и наслаждаюсь им безмерно.
Убогое мужское счастье — хоть чуть приблизиться к ощущениям, которые испытывают женщины, у которых и так нет мозгов, — заняться этим омерзительным процессом, когда в голове еще пусто. Облегчившись, я лежал на полу кухни и хлопал глазами, сознавая, что хочу есть, хочу именно грибов, очень хочу, но есть их не буду, чтобы еще пуще не посадить печень, и вот, в реальности, на настоящий момент, есть совершенно нечего.
— Как? — удивилась Вика, стоя на коленях и небрежным жестом натягивая под юбкой трусы. — А как же твой рассказ, как его? Как он назывался, дай вспомнить… «Волшебный сон осени». О грибах с дымком…
— Мало ли что выдумается писаке. Я все выдумываю, мало когда пишу о реальности. В детстве любил грибы, сейчас — нет. Просто тошнит меня от грибов.
— Что ж, — с грустью сказала Вика. — Остается только вылить их нахер. Я-то грибы совсем не выношу, у меня на них аллергия.
Я не хотел рассказывать моей девочке о том, что опасаюсь за печень, что, может быть, нахожусь на грани цирроза. Вообще, я никогда не говорю с нею о своих болячках, о своем возрасте: пусть думает, что болезнь у меня одна — Вика и так видит достаточно много ее проявлений.
С Ленкой было наоборот. Я постоянно накручивал: тут болит и тут. И даже в тот день не удержался от гробовой шутки.
Вика пропала в продуктовом жопинге, это у нее был долгий, значимый процесс, и аппетитный запах грибного варева окончательно извел меня. Хотелось немедленно налить себе полную миску коричневого супа, щедро заправить его сметаной и сожрать, вспоминая здоровое детство. Каждая ложка этого блюда могла отнять у меня толику будущей жизни, которой и так остается не слишком много. Будь такое год назад, я бы съел суп, не задумываясь о здоровье и отпущенном времени: до того, как Вика стала частью моей жизни, мне незачем было беречь эту жизнь. Так серенький советский инженеришко, неожиданно став нуворишем, внезапно бросает пить и курить, ставит свое тело на дорогостоящий медицинский контроль, отдается физкультуре, которую с детства ненавидел, и все это только потому, что жизнь для него приобретает смысл, и ему нужно сохранить ее во что бы то ни стало, чтобы как можно дольше и вдохновенней тратить наваренное бабло.
Я взял красную кастрюлю за ее теплые ручки и вынес в коридор, чтобы вылить в мусоропровод. Дверь лифта вдруг раскрылась сама собой и я, вспомнив Женю Лукашина, поклонился и вошел в кабину. Все как-то само собой сложилось в этот ужасный день: еще в общественном коридоре с кастрюлей в руках я вспомнил, как ходили с курями в гости друг к другу две ныне разрушенные семьи.
Я нажал на кнопку седьмого, неловко перехватив кастрюлю одной рукой, и лифт потянул меня вниз. Субботний вечер, должна быть дома, а если нет, то вылью в мусоропровод на ее этаже.
Ленка была в халате. Казалось, ее удивил не сам мой визит, не красная кастрюля, а нечто третье. Наш последний разговор стоит в моих ушах, словно мелодия, которая перемкнула нервные окончания и мечется по сети нейронов, не находя выхода из емкости черепа. Хорошо сказано. Ленка опустила глаза, сосредоточившись на красной кастрюле, потянула носом. Констатировала:
— За грибами ходили. Ты думал, она сожрет, она думала — что ты. У дурочки что — тоже печень пошаливает?
— Просто аллергия.
— На семейном совете решили скормить предтече.
— А здесь не угадала.
— Что ж, спасибо.
— Между прочим, она понятия не имеет о наших отношениях. Видела тебя только на свадьбе, так и думает о тебе, что ты соседка, подруга бывшей жены.
Ленка вдруг нахмурилась.
— Ты что-нибудь слышал о ней? С тех пор, как вы развелись.
— Нет, ничего. Почти двадцать лет. Быстро время летит. А почему ты спрашиваешь? Ты-то сама что — видела ее позже?
— Нет, не видела, — сказала Ленка, пожевав влажными губами, и я подумал, что уже ни капли не желаю эту женщину.
Что-то в ее облике было неправильным: казалось, будто не точкой закончила она фразу, а запятой.