Человек-тело

Я позвонила, дверь раскрылась. Этот человек смотрел на меня, выпучив глаза.

— Прошу вас! — взмолилась я.

Он отступил вглубь коридора, все еще держа дверь за ручку. Будто ручка была под током, и он прилип. Я медленно прошла мимо. Он потянул носом, принюхиваясь к моим духам. Швыдло вонючее. Закрыл за мной дверь, навалившись на нее своим животищем, огромным, словно сумка с кенгуренком.

— Вы ведь меня узнаете, да? — спросила я на своем новом языке, который впервые пробовала на вкус.

— Разумеется, — холодно ответил он.

Я осторожно извлекла на свет его компьютер, сверху положила зажигалку. Это выглядело очень красиво. Старикан усмехнулся:

— Совесть, что ли, к тебе вернулась? И где ж вы с нею обе были столь долго?

— Выслушайте меня! — сказала я страстно, чуть не рассмеявшись сама.

Он взял свой драгоценный лаптоп, который я опустошила тайком от Беса. В планы Беса, конечно, этот ход не входил. Для понта я записала какие-то игры, чтобы этот, так сказать, «писатель» не подумал, что я специально стерла его грязь.

Он неуклюже устроил лаптоп под мышкой, уперев его ребром о свое пузо, на которое можно было ставить различные предметы — рюмки там или даже небольшие блюдца. Зачем-то даже поклонился, словно лакей, пропуская меня в комнату. Я обрадовалась: не выгнал, по крайней мере, сразу. Эти старые козлы просто немеют перед красивой девушкой. До такой степени обалдел, что не нашел лучшего места для своего драгоценного аппарата, чем угол у батареи. Разумеется, он купил новый компьютер, стационарный.

— Ах, у вас уже новый! — с искренним притворством воскликнула я.

Все-таки, получиться[16] из меня когда-нибудь настоящая актриса.

— Да уж… — пробормотал он.

— Видите ли… Я хочу попросить прощения, — сказала я, опустив свои длинные ресницы.

— Что естественно.

— Не за то… Это само собой. Дело в том, что мои друзья… Бывшие друзья. Словом, они стерли все ваши программы. Ваши тексты. Записали игры. Вы не сердитесь?

Он помолчал. Интересно, какие чувства должен испытывать писатель, у которого отобрали его творения, месяцы и годы труда?

— Я не могу сердиться, — хитро ответил он, — хотя бы потому, что у меня на все произведения есть копии. Не пропало ни строчки, девушка.

В этот момент все внутри меня затрепетало. Зря я старалась, зря думала, что уже сделала половину дела! Мне удалось скрыть бурю собственных чувств, и я лишь рассеяно пролепетала:

— Да?

Придется начинать все сначала. Впрочем, для этого я и оказалась здесь, это и есть моя миссия. Я сказала, что деньги вернуть пока не в состоянии, он ответил, что и не собирался спрашивать о них. Добавил:

— Ты садись.

Так и сказал «садись», как самый настоящий лох, а не «присаживайся», как нормальные люди говорят. Я присела, легко поправив свое красиво летнее платье, так, что моя гладкая коленка с глубоким естественным загаром сверкнула прямо в глаза жертвы. Жертва предложила сварить кофе и отправилась на свою кухню, гнусно зажужжав оттуда кофемолкой.

За кофе мы поговорили, но что-то не склеилось, и он выгнал меня. Позже я поняла, что произошло. Когда прочитала его тетрадь. Я перестаралась и чуть было все не испортила. Оттого и выгнал, что переусердствовала. Слишком быстро раскрыла карты.

Я рассказала правду: о медулище, о родителях в Обояни. О реабилитации. Я христианка и стараюсь по возможности говорить правду. Это не так сложно, могу научить. Например, стою на кухне, входит «писатель». Я поднимаю на него голову, смотрю своими чистыми, чуть раскосыми глазами. Говорю:

— Ах! Я так люблю одного человека… Угадай, кого?

Конечно, я говорю о Бесе, но «писатель» опускает глаза, по бараньи улыбается, повиливает хвостиком, постукивает им о дверцу холодильника, я хорошо понимаю, что происходит в его голове — вроде бы как-то глупо проблеять: «Меня-а!» и еще глупее с круглыми глазами спросить: «Неужели меня?» — вот он и улыбается, и трется об меня с благодарностью, а я могу в этот миг невидимо для него закатить глаза, так, будто бы сам Бес стоит рядом, и я показываю ему, как я устала.

Но вернусь немного назад. В тот вечер, когда я принесла ему лаптоп и, как позже выяснилось, и себя, я чуть было не засыпалась, сразу откупорив все карты. Стала цитировать ему его же опусы. Он подумал, что сходит с ума, и выгнал меня — не как женщину и человека, а как болезненную галлюцинацию.

Придя домой, я рассказала все Бесу. Мы сели с ним за комп и написали «писателю» письмо.

Еще раз простите меня, я больше никогда Вас не потревожу, — отстучала я в самом конце письма, уже обливаясь слезами от смеха, и тут же загадала: а через сколько придет от него ответ?

Ждать пришлось совсем недолго. Он написал через два часа.

3

События развивались стремительно, словно в романе Тюльпанова. По замыслу Беса я не должна была давать «писателю» до самой свадьбы, разыгрывая мою хирургическую целку. Все это могло бы выглядеть вполне естественно: христианская девушка ведь не должна была позволить себе вступать в связь с женихом до венчания.