У другой стены стоял грязный, обтерханный диван с торчащей из швов обивкой, напротив виднелось кресло другого цвета, без ножек, с мягкой спинкой. Еще на одной стене был намалеван книжный шкаф с полками и книгами без названий. Хуже того, на противоположной стене этот отвратительный тип намалевал картину, изображающую… картину. Мэгги на миг закрыла глаза, потом взглянула опять. Коричневая рама, а в ней детская мазня, жалкое поползновение изобразить три подсолнуха в голубой вазе. Жуть. Больше здесь ничего не было. Никакой мебели. Нет даже журнального столика, а ведь таким столиком можно бы садануть этого урода по голове, подумала Мэгги. Никаких декоративных подушек, которыми можно было бы его придушить. Мэгги подошла к дивану, толкнула его. Нет, он слишком тяжелый, его не сдвинешь. Как и кресло. Подавив в себе разочарование, Мэгги решила, что нельзя просто взять и сдаться.
Следующая комната оказалась еще одной спальней с небольшой кроватью. Мэгги сразу поняла, что та привинчена к стене, и не стала пытаться отодвинуть ее. Голый матрас, стопка постельного белья в изножье. Комода нет, только еще одно намалеванное окно и иллюстрированный журнал на полу. Мэгги подобрала его. На обложке красовались название –
– Это его спальня, когда он ночует здесь? – спросила она.
Элспит покачала головой. Вид у нее был несчастный.
– Ах вот оно что, – пробормотала Мэгги, вспомнив двуспальную кровать в той комнате, где она нашла Элспит. Надо перестать задавать вопросы о Фергюсе. – Тут есть кухня?
На этот раз Элспит сама выдернула вилку ночника из розетки и взяла Мэгги за руку. Они вместе двинулись по темному коридору. Мэгги уже много лет не держала никого за руку, даже свою собственную мать, не говоря уж о мачехе. Странно, как сперва от прикосновения незнакомой женщины тебе становится еще более неуютно, но потом, всего через минуту, ты радуешься ему.
– Это кухня, – объявила Элспит. – Здесь есть только пластмассовые столовые приборы. Все тарелки бумажные. И нет даже пластиковых мусорных мешков. Три пластиковые миски, чтобы подогревать еду. Микроволновка, привинченная к стене… Я уже пыталась ее отсоединить, и у меня ничего не вышло. Духовки нет. И чайника тоже.
– А что вы едите?
– Обычно этот тип готовит еду внизу и приносит сюда. Иногда это бывает еда навынос – или бобы, или яичница-болтунья. Мы едим в гостиной.
– А что еще вы делаете? Я хочу сказать, что здесь нет ни телевизора, ни чего-то еще в этом духе.
– Он рассказывает мне, как прошел его день, – сказала Элспит и судорожно запахнула на себе полотенце.
– Тут есть еще одна комната. Что находится в ней?
– Это твоя комната. Пару дней назад он собрал в ней кровать. Ты хочешь на нее посмотреть?
– Нет, но думаю, придется.
Они перешли в следующую комнату. Еще одна односпальная кровать. Жалкое подобие подушки, простыня на матрасе, еще одна, чтобы накрываться, и два одеяла.
– Ночью тут не слишком холодно. Ты не будешь мерзнуть, – сказала Элспит. – Посмотри в гардеробе.
На огромном гардеробе не было дверей – опять! – и он был прикреплен к стене с помощью металлических пластин. Тут имелись несколько мягких игрушек, стопка настольных игр и, наконец, одежда для девочки, которая частью была мала Мэгги, частью велика. И вся она была розовая, самых разных оттенков. Тут были даже розовые шапка, шарф и варежки для зимы.
– До зимы три месяца. Я не могу оставаться здесь так долго. Что он может делать с нами все это время? Черт. – Девочка пнула гардероб. – Черт, черт, черт!
– Если хочешь, мы могли бы поиграть в какую-нибудь игру. – Элспит попыталась изобразить улыбку.
– На кой черт нам играть? – крикнула Мэгги. – Он вернется. Рано или поздно он вернется, и мы должны быть готовы. Я здесь не останусь. Это не мой дом. Это не моя одежда. И те дурацкие платья на стене в вашей комнате такие же мерзкие. – Она еще раз пнула гардероб. – Почему вы не боретесь, не сопротивляетесь ему? Я ребенок, но даже я понимаю, что надо сопротивляться. Нельзя позволять людям садиться тебе на шею, иначе они никогда не перестанут это делать.
– Я знаю, – прошептала Элспит. – Я знаю, что надо сопротивляться, но он пугает меня. Проще не реагировать, не злить его. Иногда мне кажется, что он, быть может, отпустит меня, если я буду делать все, что он захочет. Может быть, ему наскучит или его состояние улучшится. Он сумасшедший. Больной. – Она посмотрела на дверь, потом наклонилась к уху Мэгги: – Он сказал мне, что умирает. Если он умрет, мы сможем сбежать. Надо просто потерпеть.
Мэгги ударила женщину по щеке. Звук пощечины был как шаг к проруби на замерзшем пруду.