– Вы устали? Выглядите уставшим. Я просто спрашиваю. Поскольку то, что вам действительно нужно, находится здесь. – Бизнесмен закатил рукав, демонстрируя свои часы, выглядевшие еще более чудовищно, чем те, которые рекламировал плакат напротив. – Видите? Смело, заманчиво, и смею сказать, в них больше, чем немного авангарда! Кристаллический кварц с сапфировым механизмом. Сто пятьдесят официальных временных шкал. Еще пятьдесят, полностью определяемых пользователем. Любым способом, которым только захотите. Полностью программируемые. Смотрите –
Найквист видел, как меняется положение стрелок на циферблате. Мужчина продолжал нажимать. Стрелки ускорялись, их движения становились размытыми.
–
Резко выбросив руку, Найквист схватил мужчину за запястье, накрыв ладонью циферблат часов.
– Эй, мне больно! Отпустите меня! Отпустите!
Рука сжалась сильнее. Найквист чувствовал, как часы врезаются в ладонь, вызывая давящую боль, но ему было все равно: это произойдет, он сломает их, сорвет с хрупкого запястья этого глупца. Он сломает ему руку, если потребуется.
Жертва закричала.
Другие пассажиры молча смотрели на них. Мальчик заливался смехом. Его мать пыталась заставить его отвернуться.
На лицо бизнесмена наползал страх.
– Пожалуйста, отпустите. Пожалуйста!
Все другие чувства Найквиста исчезли, он лишь сильнее сжимал пальцы. И вдруг кто-то постучал ему по плечу – другой пассажир, и Найквист осознал, что он делает, как далеко он зашел. Он встал, отпустив запястье бизнесмена и, пробормотав несколько слов извинения, попытался уйти, чтобы уединиться в укромном уголке. Воздух накалился. Он почувствовал слабость. Вся эта духота в вагоне, эти мерцающие верхние лампы, яркие рекламные объявления, туманные образы в окне, постоянный треск и вой поезда, близость плоти других людей – он не мог этого вынести. Не мог! Женщина какой-то миг смотрела Найквисту прямо в глаза, но отвела взгляд, как бы стыдясь того, что увидела в его лице.
Это было сумасшествие. Ему нужно сохранять спокойствие! Он поднял руку и схватился за свободную петлю. Тело раскачивалось в ритме движения поезда.
Найквист снова закрыл глаза. И вдруг разнообразные звуки вагона растаяли, и остался только один.
Образ убийцы в тумане…
Найквист с трудом открыл глаза. Тикающий звук остался, хотя никто, похоже, не замечал этого. Он становился громче, настойчивее, звеня в ушах. Беспорядочное мерцание, вспышки света. Этот звук воздействовал на его чувства подобно рою озлобленных насекомых. Рядом стоящие люди смотрели на него, как на какое-то животное – грязное, неопрятное, скверно пахнущее, туповатое, неподходящим образом одетое. Ничего подобного. Не вовремя. Нет. Он опоздал, опоздал, всегда опаздывал. Или еще рано, слишком рано? Нет времени. Совсем! Молодая женщина, стоящая слева, отпрянула от него, насколько это было возможно в забитом проходе. Раздавались громкие голоса, его толкали чьи-то руки. Часы, часы: поворот, тиканье, стрелки, поворот, куранты, поворот, жужжание, измерение, предупреждение, напоминание, тревога. Найквист оказался рядом с окном. Чтобы освободить для него это место, люди еще теснее прижались друг к другу. Дети смотрели на него с легким испугом. Сумасшедший, псих. О, гляньте-ка на него. Смотрите!
Найквист приложил руки к ушам и сильно прижал их. Бесполезно. Звук никуда не исчез. По лицу струился пот, руки были влажными. Ему нужно было шуметь, просто издать более громкий звук, чем это тиканье, так как ничто другое не заставит его исчезнуть. Ему придется заорать. Но как только он закричал, сам поезд издал ужасающий скрежет. Два звука слились. Вагон тряхнуло немного сильнее, чем обычно, а затем еще раз – чуть легче. Скрежет не стихал. Люди забыли о Найквисте. Они были взволнованы, в их голосах звучал страх.
– Что это? Что происходит?
– Мы останавливаемся.
– Нет!
– Я чувствую это. Ты разве не чувствуешь?
– Нет. Этого не может быть. Не может!
В голосах звучала паника. Поезд определенно притормаживал, стук колес становился тише. И вдруг медленно-медленно остановился.
Лампы под потолком замерцали.
Никто не двигался.