– А то, что и человек не сразу стал человеком. Он был зверем, а теперь стал человеком. А вот теперь пришло время мне, человеку, стать Богом. Эволюция, друг мой, эволюция.
– Эволюция?
– Конечно.
– А почему только ты должен стать Богом, а не я, например?
– Просто потому, что именно я получил Последнее Откровение. «Селяви», такова жизнь. Я, понимаешь? Я и никто другой! – патетически воскликнул он, вознес к небу, а точнее, к потолку руки, чем опять напугал официантку Люсю.
Но потом он милостиво сел ко мне поближе и, опустив на мое плечо свою божественную руку, ласково добавил:
– Не переживай, я тебя к себе возьму первым заместителем, то есть апостолом, – и икнул. Потом еще и еще.
«Все, – расстроился я, – это конец». Если мой друг начинал икать в состоянии запоя, то обычно он икал сутками до посинения.
И никто не мог ему помочь, и ничто не могло остановить его икание, даже само его «Божественное Откровение».
Только я – его лечащий врач.
Слепой
Мы живем, потому что мы ощущаем.
Ощущаем мир, окружающий нас.
Ощущаем запах, цвет, звук, материальность нашего мира.
А ощущая, понимаем, что окружающий нас мир реален.
А значит реальны и мы.
И я, родившийся слепым, тоже считал себя реально живущим.
Я довольно долго был искренне убежден, что тот мир, который меня окружает, имел запахи, звуки, твердость, мягкость или мокрость, но не более. Он был таким, каким я его ощущал.
Он не был светлым или темным.
Я и так его видел.
В моей голове он был реален.
Вот мама… Она пахла молоком.
Вот коляска, на которой меня катали. Она гремела и скрипела.
Углы в квартире… Они были жесткими.
Вода – мокрая.
Утюг – горячий.
Снег – холодный.
Я долго думал, что все также, как и я ощущают окружающий мир.
Зачем его видеть, если он и так реально ощутим.
Все мне в нем было ясно и понятно.
Но где-то года в три я начал понимать, что в моем организме что-то не так.
В прекрасном мире, в котором я жил и который был для меня красив и уютен, появились новые понятия.
Появились слова, которые я не мог усвоить в принципе.
Темно, светло.
Утро, вечер, день, ночь.
Ярко, тускло.
Видеть или не видеть.
Что это?
С годами мне объяснили, что я просто слепой.
Что мои глаза ничего не видят.
Я-то раньше думал, что глаза только для того, чтобы плакать или смеяться до слез, а оказалось, что они должны были мне помочь ощутить мир более полно и объемно.
Мне объяснили, что с глазами, которые бы видели, я бы был умнее, добрее, смелее и красивее.
Проходили годы.
В мире, окружавшем меня, было полно зрячих идиотов, злых убийц и трусливых героев.
Насчет красоты. Тут мне совсем было непонятно.
Все и всё вокруг мне казались и казалось красивыми и красивым.
Много, очень много было непонятным и странным в объяснениях об этом странном чувстве – зрении.
С годами я стал думать, что меня все просто обманывают.
Нет никакого зрения.
Все люди вокруг меня такие же слепые, как и я.
Просто они все зачем-то меня обманывают.
У них, в отличие от меня, есть специальные приспособления еще более совершенные, чем у меня, для жизни в этом мире.
Поэтому, они более свободны в движениях и ориентации.
Но эти приспособления их же и губят.
Они под эти приспособления построили жилища, дороги, мосты, придумали одежду, специальную пищу, игры.
И теперь живут и мучаются.
Сам мир без этого порабощения специальными приспособлениями создан для нормальных людей, таких как я.
Для того, чтобы жить, любить, рожать и умирать хватает и того, что бог дал мне и всем нам для ощущения нашего прекрасного мира, полного музыки, запахов, близости и любви.
Зачем все вокруг обманывают меня?
Может, они не так материально ощущают этот мир, поэтому придумали какое-то зрение?
Но для чего им это надо?
Для чего?
Может, это они «слепые», а я «зрячий»?
Старт и финиш
В детстве я любил ходить в лес.
Мне нравилась природа леса со всем своим многообразием полянок, березок, лужаек, пичужек и зверьков.
В лесу всегда было много жизни, много движения.
Но больше всего я любил смотреть им муравейник и сравнивать жизнь муравы и с нашей жизнью – жизнью людей.
Они так же суетятся, бегают, строят, ссорятся, дружатся, защищаются, как и мы, В общем, все признаки человеческой жизни.
И однажды, когда я смотрел на всю эту суетливую муравьиную жизнь, мне пришли в голову интересная мысль, что они, муравьи, живут себе и даже не подозревают обо мне, стоящим над ними с ореховым прутиком в руке.
И когда на пути спешащего по своим делам муравья я ставил прутик, он покорно сворачивал со своего пути.
Меня забавляло, что муравьишка спокойно себе бежал, бежал своим путем, резво перебирал лапками, думая о чем-то приятном, муравьином, не подозревая, что я через несколько минут резко изменю этот его путь, а может, даже и жизнь.