Человек в чужой форме

— Видите ли, Николай — это друг Якова и Андрея, вы встречались, — мечтает попасть в увээр, вольнонаемным. Поработать. Он исполнительный, надежный товарищ, в ремесленном его хвалят.

— Профессия? — кратко спросил тот.

— Токарь, но может выполнять другие работы, — отрапортовала Оля.

Так, главное сказано, стало не в пример легче. Вот только мама сверлит таким взглядом, что аж щека пылает, обращенная к ней.

— Токарь? Это хорошо, всегда надо, — согласился Кузнецов. — И надежный товарищ, говорите?

— Да, — твердо заявила она.

— И при этом друг Якова и Андрея? — как-то задиристо продолжил он.

Оля смутилась, но уверенно подтвердила, что да, друг, и давний.

— Нам надо будет встретиться и потолковать еще раз, ближе к делу. Попробуем уладить. Доброго вечера.

Раскланявшись, сел за руль и уехал.

— И что же все это значило? Блат выше Совнаркома? — строго спросила Вера Вячеславовна.

Раскрасневшаяся, сверкающая глазами, в строгом, но таком нарядном костюме, она показалась такой молоденькой и красивой, и так было радостно от того, что выполнила обещание и ничего страшного не случилось, что Оля просто обняла ее за шею, расцеловала и заявила:

— Мам, я тебя ужасно люблю! Ты у меня самая хорошая-прехорошая, умная-преумная! Только чего ж так поздно?

Вера Вячеславовна не успела ответить: снова в темноте взревел двигатель, запрыгал свет задних фар — и через мгновение снова появилась «Победа», из которой снова выскочил Кузнецов, держа в руках какую-то коробку.

— Идиот и склеротик, — отрекомендовался он непонятно кому и сунул ношу Ольге в руки: — Это вам.

Вторая коробка была таким же небрежным образом вручена Вере Вячеславовне. Прежде чем обе успели поблагодарить, «Победа» улетела. Оля ошеломленно спросила:

— Что это? Тепленькая какая коробочка.

— Пойдем домой, — поторопила мама, — и так уже не выспимся.

В Олиной коробке оказались еще горячие хачапури, плачущие слезой, с острым сыром, и коробочка поменьше, с пирожными-эклерами.

— Комиссия прошла гладко? — невнятно спросила Оля, потому что во рту словам места не было.

Что за вкуснотища!

— Более чем, — подтвердила мама, почему-то смущаясь, — пожалуй, впервые сталкиваюсь с такой покладистой, милой комиссией.

Она, конечно, не станет расписывать колоссальное застолье, имевшее место в одном из закрытых, «подпольных» ресторанов — не этих, доступных любому интенданту с деньгами, а именно камерных, под вывеской «Столовая номер такой-то», в которые чужим вход заказан, а каждый повар достоин чугунного памятника на вокзале. Гладкова смутилась: о банкете ее никто не предупреждал, тревожила мысль о том, за чей он счет. Однако снабженец Кузнецов, как бы уловив ее смущение, немедленно указал: контрольные обмеры, согласно актам, не выявившие ни малейших завышений и подтверждающие качество и объем выполненных работ, произведены высокой комиссией задолго до того, как сели за столы. Так что и с морально-этической точки зрения все в порядке.

Теперь, в уюте этой «столовой», со всеми этими крахмальными, белоснежными скатертями, сияющими тарелками и многочисленными столовыми приборами, поднимались тосты и лились тонкие напитки самого разнообразного характера. По мере расширения их потока тосты становились все велеречивее и разнообразнее, потом и вовсе заиграл невидимый оркестр.

Один из членов комиссии — чьих язв и претензий товарищ Гладкова опасалась более всего, — восстал, уронив стул, и нежданно-негаданно отправился напрямик к ней, собираясь пригласить на тур.

Вера Вячеславовна не успела запаниковать: Кузнецов, уложив на стол неизменный свой планшет, достал листок и принялся втолковывать, как бы продолжая давно начатый разговор:

— …так вот, Вера Вячеславовна, на опыте работы в одном из ивановских текстильных производств. Позволите вам заметить?

Гладкова, моментально уловив мысль, приняла крайне заинтересованный вид:

— Всегда рада услышать непредвзятое мнение… Вы ко мне? — обратилась она к подошедшему и тотчас мило смутилась: — Ах, простите!..

— Н-ничего, товарищ Гладкова, — ошеломленно заметил ловелас-неудачник и проследовал обратно на место.

Кузнецов невозмутимо продолжал:

— Видите ли, я обратил внимание на то, что процент средней обрывности у нас выше, чем на той ивановской фабрике.

Вера Вячеславовна удивилась:

— В самом деле?

— Именно так. Уж простите, смею предположить, что у нас в цеху недостаточно следят за увлажнением, в итоге пряжа пересушивается, отсюда и обрывы, работницы тратят массу усилий, к тому же брак.

Вера Вячеславовна, удивляясь все более, кивнула:

— Д-да…

«Странно, а он, оказывается, не такой уж зануда и не старый. Виски седые, синие круги, веки набрякшие. Однако, если присмотреться, кожа под глазами молодая, без морщин, по бокам рта складок нет. И руки нестарого человека, гладкие какие пальцы».

Понимая, что довольно бесцеремонно рассматривает совершенно постороннего, чужого человека, Вера засмущалась и отвела глаза. Кузнецов, будто не замечая ничего, быстро накидал схему производственного цеха, обвел рабочее место ткачихи, начертил его же в увеличенном масштабе и обозначил несколько точек: