Человек в чужой форме

Глава 3

На этот раз «связником» оказался Анчутка, вышедший на двор убирать снег.

— Вот ведь, весна на носу, а валит, как зимой не бывало, а мужики все на объектах, — отдуваясь, пожаловался он, в очередной раз грубо нарушая режим и впуская Кольку. — Чего у тебя нового?

— Да вот, с суда приехал, — пояснил тот, берясь за вторую лопату и приступая к уборке.

Старый приятель, оценив его грозовую физиономию и желваки, тучами гуляющие по скулам, моментом сообразил:

— Завернули, что ль?

— Ага.

Анчутка был настроен легкомысленно:

— Да ну и пес с ними. До лета продержишься, а там с нами махнешь в ту же Молдавию.

— Ишь ты бодрый какой. Не от нас же зависит.

— Что канитель тянуть? Отправляйся к Бате на фабрику, прямо сейчас и иди к нему, объясни. Если есть решение, он решит: проверено.

Было видно, что этот неосведомленный товарищ ничегошеньки в трагедиях не мыслит.

— Теперь не так просто, — печально заметил Николай, — я ж не смогу никуда податься с места прописки.

— Это да, засада, — протянул Яшка, но тотчас выдвинул идею: — Погоди, ну а одноглазый позволит? Скажем, договориться по-тихому…

— Так-то оно так, но все эти тихие договоренности, они опасные! Вот случись что с Николаичем, придет новенький начальник — и кирдык мне. Тут ведь не шутка, нарушение режима, а это реальный срок, — горестно объяснил Колька.

— Еще одна засада, — посочувствовал приятель, но снова нашелся: — Так а сколько тебе осталось-то?

— Тринадцать месяцев.

— Вот, совсем немного! А пока мы тут, можно и не отъезжая, подъедаться. Глядишь, что и наладится само собой.

— Так распределение же, с ремесленного…

Яшка, наконец, рассердился:

— Слушай, что пристал? Все плохо, все тебе не так. Ты до конца этого-то дня доживи — а ты уж планы на пятилетку строишь.

— Это не я, это ты, — привязался Колька к словам, — а вот щас врежу лопатой по горбу, для завершения дискуссии.

— Но-но. Тебе нельзя. Работай давай.

За воротами раздался автомобильный гудок, Яшка, отставив лопату, пошел открывать.

Выяснилось, что решение само едет, шикарно шурша колесами: прибыли товарищ Константинер, а за рулем — Максим Максимович. Высадив командование у начкорпуса и загнав автомобиль в гараж, Кузнецов доброжелательно спросил:

— Трудитесь? Молодцы. Николай, я так понимаю, ты с плохими вестями.

Колька уже удивлялся не тому, как Максим Максимович считывает новости с физиономий окружающих, но тому, как это ему удается при любом освещении. А ведь он старался держать свою собственную личность в тени, рассчитывая сурово и сдержанно уведомить его исключительно о встрече на платформе.

— Яша, я у тебя забираю помощничка. Один управишься или Андрея откомандировать?

— Мне некогда, — подал голос тот, — я под трактором.

— Управлюсь без чистоплюев, Максим Максимович, товарищ полковник, — лихо пообещал Яшка, нарочито громко, чтобы и в гараже, под трактором слышно было.

— Поведай, поведай свои обиды, — улыбаясь, пригласил Кузнецов, грея ладони у горячей печки, — как раз успеешь, пока чайник закипит.

Колька, стараясь не допустить ни тени горечи в голосе, сухо изложил факты, пересказал разговор с нарсудьей. Максим Максимович слушал, не перебивая, а тут как раз чайник вскипел. Заваривая чай, призвал не вешать носа:

— И чего ты надулся? Сказала судья то, что должна была сказать.

— Да, но Сорокин говорил…

— И Сорокин сказал то, что должен был сказать, сделал, что должен был сделать.

— Так не знаешь — не говори, — продолжал придираться Колька, но Кузнецов поднял палец:

— Всего ни он, ни кто иной знать не может. Вопросы целесообразности решаем не мы.

— Но мне-то что делать?

— То, что предписано, что тебе нарсудья сказала. Или не понял?

Колька промолчал. Кузнецов, подождав ответа и не услышав, отхлебнул чаю:

— Она тебе сказала, по сути, что все ты делаешь правильно, вот и продолжай, благословясь.

— Да, но я хотел…

Кузнецов уже без обиняков оборвал:

— Николай, борись с вот этим вот «хотел».

Колька немедленно возмутился:

— Так что же, заткнуться и замереть?

— Много кто чего хочет, а делать надо то, что должно. И отказ от действия — это тоже поступок, иной раз и подвиг. Через себя переступить, промолчать, отвернуться, если требуется.

Поколебавшись, Максим Максимович твердо закончил:

— А то и подмазать, если на кону важное.

Кольку как будто током ударило:

— Это вы про взятки?

— Именно, — жестко подтвердил тот, — если для конечной высокой цели, то не просто можно, но и нужно. Пусть ради этого придется вымараться самому.

Он резко встал, отодвинув стул.

— Я на себя ответственность не боюсь брать, трусов и мародеров без суда и следствия расстреливал самолично. Пусть я преступник, отвечу один, но не дам погубить дело, от которого в конечном счете зависят счастье, а может, и жизнь моих сограждан, других людей.

— Всегда же есть другой путь.

Кузнецов прищурился:

— Ой ли? Я пример тебе задам, простенькую задачку. Согласен?

Колька неопределенно буркнул.

— Когда нацисты пришли к власти, они запретили евреям выезд из страны. Но тысяча марок — и пожалуйста, на все четыре стороны. Это взятка или как?

— Я не знаю, — честно признал Пожарский, — вроде бы взятка, но…