…Осторожно и тихо, чтобы не разбудить своих женщин, Колька открыл дверь — и, конечно же, тотчас столкнулся с матерью.
— Чайку? Или поешь?
— Мам, ты почему не спишь? После ночной же.
Антонина Михайловна, в самом деле измотанная, с синяками вокруг глаз, только улыбнулась.
— Сынок, нельзя так много работать. К чему нам так много денег?
— Я же мужик, должен вкалывать. Ничего, лишними не будут, — буркнул он, поедая картошку с тушенкой, сдобренную поджаренным хрустящим луком, — счет сберегательный открой или шубу купи.
Мать неодобрительно покачала головой:
— Все тебе хиханьки, а вот пойду к этому снабженцу. Что это за дела: ребенок работает, вместо того чтобы учиться. Не война!
— Нашла ребенка. И он мне не указ, я сам. Хотя да, он уже меня отругал…
— Так ты что ж, и старшего не слушаешь? Смотри! Невыспавшемуся нечего делать за токарным станком, пальцы еще понадобятся. Да и на выходных ты никуда не годен, к отцу мы с Наташкой который раз одни ездим…
Колька нетерпеливо заверил, что все понял, больше не будет и вообще. Доев, поспешил на боковую. Разговоры эти вот бабские слушать — только время терять. Антонина Михайловна, вздыхая, прибирала со стола.
Да, муж как в воду глядел.
Глава 8
Несколько раз Сергей заводил разговоры о том, как товарищи муровцы отнеслись к сообщению о казусе с Яковлевым и деньгами, каждый раз натыкался на сорокинское холодное: «не-твоего-ума-дело». Наконец Николай Николаевич прямо заявил:
— Послушай, Акимов, избегай лишних волнений. Заруби на носу: прежде чем работать с перевыполнением, сначала свои дела научись делать как положено. Понятно?
— Не совсем.
— По-иному сформулирую: не суйся помогать другим, пока сам не управишься. А так?
— Понятно, — буркнул Сергей, — только ведь, Николай Николаевич, вы же сами поручили найти Галину, я и…
— Акимов, ты разницу между женщиной и ее трупом понимаешь? Я тебе поручал отыскать свидетеля спорного происшествия, чтобы можно было прояснить обстоятельства возможного самоубийства. Я тебе не поручал заниматься поисками Шамонай, пропавшей, возможно, и погибшей. Этим делом занимаются другие, куда более головастые люди. Сережа! Пойми ты, наконец: скажи спасибо, что не ставят вопрос о твоей ответственности в связи с Павленкой…
Акимов очередной пинок привычно стерпел, но не успокоился. Возможно, он недоопер, глупый, недальновидный, но утаивать сведения только затем, чтобы не получить по сусалам, — нет, граждане, так не пойдет.
«Однако для того, чтобы эти самые данные сообщить, придется нарушить субординацию — дело как минимум непривычное, а вообще — немыслимое. Что ж тогда делать-то?»
Озарение пришло внезапно, по дороге домой. Сергей даже по лбу своему тупому прихлопнул: вот же рукавицы, за поясом! Под боком же видный специалист по пропавшим супругам.
…Выслушав его рассказ, товарищ Введенская, она же Сергеевна, — заметно пополневшая, помягчевшая, но по-прежнему остроглазая и хитроулыбчивая, — постучала пальчиками. Быстро глянула в окно, убедилась, что бдительной золовки Натальи не видать.
— Сергей Палыч, я вас поддерживаю — понятно, не в связи с историей на Нестерова. Хвататься за версию, подброшенную кем-то на месте, — последнее дело. Вспомните самоубийство несчастного Зыкова.
— Согласен.
— Понятно, не мне вам про укрывательство проповедовать, да и в моем положении немного возможностей-то. Нерукопожатная я.
— Кать, да я ж не думал… — начал было Акимов, но Катерина прервала:
— Понимаю, понимаю. Тс-с-с-с. Постараюсь поскорее выяснить, а там надо будет нам как-то по-тихому оперативочку запилить, чтобы ни ваши, ни тем более мои не застукали.
Чуть подумав, предложила:
— Заскочите завтра, скажем, около одиннадцати, в сберкассу, я тоже подтянусь — будем надеяться, что к этому времени уже что-то выясню.
Глупо было сомневаться в том, чтобы такая цепкая пиявка, как Сергеевна, не оправдала бы надежд. Теперь они стояли в сторонке, делая вид, что заполняют формуляры, — чего сроду не делали, за ненадобностью и отсутствием средств, — и Катюха вполголоса излагала телеграммным стилем:
— Следак — Григорий Саныч Богомаз, мой однокурсник. Отличный мужик, светлая голова. Отправляйтесь прямо на Петровку, вот внутренний номер, — она быстро накалякала на формуляре, — скажете: «От Кати», он поймет.
Расцеловать бы эту куницу хитроумную, да неловко: прилюдно да такие вольности. Пусть из народу один Кадыр за стеклом, и все-таки не стоит. А вот чмокнуть в щеку по-дружески можно запросто.
— Сергеевна, ты бесценный человек. Глупый я чурбан, такой брильянт упустил!
Она хихикнула:
— Вы не в моем вкусе, товарищ лейтенант. Мне бы что попроще.
И, посерьезнев, добавила:
— И на будущее, Сергей Палыч, осторожнее. Ведь если совершено убийство, то вина ваша, понимаете? Не смогли уберечь, промолчали, отвернулись.
— Кать, не надо.