Человек в движении

«Понимаете, он человек жесткий, временами это доходит до жестокости. И потом, в нем настолько силен бойцовский дух, что он бывает по-настоящему счастлив, лишь когда сражается. Наиболее несносным он становился именно тогда, когда все у нас шло хорошо. Словно он видел, что все у нас получается, и хотел заставить нас, чтобы мы действовали еще лучше, или просто подстегивал нас, чтобы не расслабились. По-своему он был прав. Когда все у нас шло как по маслу, когда мы знали, что, где, когда и как надо сделать, именно тогда у нас и случались неприятности. Мы попросту становились беспечными. О мелочах как-то само собой забывалось, одни и те же ошибки повторялись дважды. А его это просто сводило с ума.

А знаете, когда было хуже всего? Это когда с ним случалось то, что я назвал послерыбалочным синдромом. Каждый раз, когда он возвращался после выходного дня, проведенного на рыбалке, это был настоящий зверь. Кто бы что ни сделал, все было не так. Это было, словно ему приоткрыли щелочку в нормальный мир и напомнили, каким он был, а тут ему хочешь не хочешь приходилось возвращаться к нашей реальности, а это значит — крутить колеса, превозмогать страдания и выматывать себя до предела.

Хотел ли я все это бросить? Да я только и думал об этом. Обстановка там была довольно тяжелая, и я знал, что просто мог взять и уйти восвояси всякий раз, когда мне становилось не по себе. Но каждый раз, когда я задавался вопросом: «Стоит ли возиться во всем этом дерьме ради конечного результата?..» — я так ни разу не смог заставить себя сказать «нет»…»

Из афинского аэропорта мы вылетали на остров Бахрейн в Персидском заливе, после чего нас ждало головокружительное турне по Ближнему Востоку. Когда мы улетали, я получил отличную возможность прочувствовать психологическую атмосферу аэропорта.

За две недели до этого в афинском аэропорту произошла крупная террористическая акция, связанная с угоном самолета. Служба безопасности работала в максимально жестком режиме. Все, кто поднимался на борт самолета, подвергались тщательному обыску — исключение, конечно, было сделано лишь для парня в кресле-каталке. Меня самого они бегло обыскали, но так и не удосужились осмотреть мое кресло. А ведь я мог пронести фунтов двадцать взрывчатки под сиденьем. Что, если бы я оказался террористом или контрабандистом? Однако подобная мысль никому в голову не пришла.

В Бахрейне нас накормили вкусным обедом, всячески баловали, разместили в прелестном отеле и предоставили массу свободного времени в промежутке между мероприятиями, назначенными на тот единственный день, что мы должны были провести в этой стране. Однако нас полностью бойкотировала арабская пресса, видимо, из-за слухов, что мы направляемся также в Израиль. Мы действительно планировали побывать там, но в нашем посольстве нам рекомендовали ни при каких условиях этого не признавать.

«Значит ли это, что вы нам рекомендуете идти на заведомую ложь?» — спросил я.

Ну, если дело зайдет слишком далеко, то, конечно, нет. Но по мере возможности старайтесь уходить от этой темы.

Вот мы и хитрили. Бахрейнские журналисты то и дело задавали нам вопрос, куда мы направляемся дальше. А мы им отвечали: «Отсюда мы двинемся в Иорданию, а после Ближнего Востока — в Новую Зеландию и Австралию». Не думаю, что нам удалось кого-либо провести, но по крайней мере нам не пришлось лгать.