Человек в движении

И опять-таки мы плохо поработали в смысле предварительного оповещения. Если бы у русских было больше информации о нас и времени на подготовку, они могли бы разрешить нам совершить пробег по Москве или встретиться с кем-нибудь из местных больных с повреждением позвоночника. Как бы там ни было, я уезжал отсюда без сожаления.

Из Москвы мы отправились самолетом в Хельсинки, а оттуда в Гданьск, в Польшу. Как выяснилось позднее, нас ожидал сравнительно легкий маршрут. Ребята отправились из Хельсинки на пароме, прикинув, что в пути смогут отремонтировать наш дом на колесах. Но их так уболтало, что они всю дорогу мучились морской болезнью.

Но вот наконец мы собрались все вместе, готовые снова привести нашего Человека в Движение. Вот только было неясно, как это все будет выглядеть. При нашей нынешней скорости мы никак не могли успеть вернуться домой, чтобы финишировать во время работы выставки «Экспо-86». Итак, мы оказались перед выбором: либо сосредоточить все наши усилия, чтобы завершить турне к намеченной дате — а это означало исключить из нашего маршрута Грецию, Югославию и страны Ближнего Востока, — либо принять за ориентир более реальную дату финиша, скажем где-то в ноябре.

Продолжать гонку по первоначально намеченному маршруту и при этом вовремя успеть к открытию «Экспо» представлялось невозможным. Мысль об этом повергла меня в глубокое уныние.

Сам-то я, конечно, понимал, что, если бы не выбитое плечо и не травма сухожилия бицепса правой руки, я смог бы уложиться в намеченные сроки и при этом пройти дистанцию красиво, одолевая по 70 миль в день, и при этом прийти к финишу в отличной форме и полным сил. Я знал, что руки у меня болят вовсе не из-за того, что нужно крутить колеса по 70 миль в день. Боль в левом плече появилась из-за ослабленного правого плеча. А правое плечо болело из-за травмы, которую я получил еще в самом начале турне.

Если бы я мог стартовать в 1980 или 1981 году, когда у меня, собственно, и зародилась мысль о таком турне, то я был бы в лучшей физической форме, более подготовлен психологически и мне не пришлось бы думать при каждом толчке ободьев, как бы чего еще больше себе не повредить (по нашим подсчетам, я уже совершил к этому времени примерно четыре миллиона толчков).

Следующий отрезок пути — от Польши и до Греции, — предвещал быть нелегким. Я буквально физически это предчувствовал, да и все остальные тоже. Мы только и говорили об этом и постоянно твердили друг другу: только бы добраться до Греции! Сумеем осилить Грецию — и конец всему европейскому отрезку турне, а уж дальше нас ничто не остановит! О’кей, Хансен, а теперь хватит думать об этом — стоп! Все это для слабаков. Ты уже вон куда добрался. И в твоей копилке как-никак 7 тысяч миль. И ты доведешь это дело до конца, сколько бы времени на него ни потребовалось. Итак, за работу, малыш! Думай только об одном — о Греции.

Мы провели всего один день в Польше, а я уже задавался вопросами, кто придумал польские анекдоты и почему. Страна производила угнетающее впечатление, черный рынок бушевал необузданно (и слава Богу, а иначе Ли ни за что не раздобыл бы нам пропана той ночью, когда иссякли наши топливные баки), зато люди здесь исключительно дружелюбные. Весь прием в одном населенном пункте организовал для нас мужчина лет пятидесяти — инвалид, у которого были ампутированы обе ноги: передвигался он на некоем подобии скейт-борда, — и то, что он сделал для нас, вызывало и у него и у нас чувство гордости. Повсюду нас окружали толпы людей. Они кидали розы мне под ноги. Инвалиды, которые присоединились к нам, явно гордились тем, что могут принять участие в нашем турне — ведь теперь они предстали совсем в ином свете в глазах местного населения.

И все же воспоминания о Польше у меня остались довольно противоречивые. Именно в этой стране случился пожар в нашем доме на колесах. Я сидел в туалете, как вдруг почувствовал запах дыма. Ребята раскрыли настежь дверь шкафчика, и оттуда вырвались целые клубы. Они вытащили меня на улицу с такой поспешностью, что я даже не успел натянуть штаны.

И именно в Польше мы с Тимом пришли к окончательному решению — что настало для него время с нами расстаться.

Он только что вернулся после недельного отпуска, который явно не пошел ему на пользу. Тяготы самого турне, напряжение от необходимости ежедневно принимать решения после многих часов, проведенных в пути, когда почти не оставалось времени на отдых, — все это по-прежнему угнетало его, и конца этому не предвиделось. Продолжать в подобном духе не сулило ничего хорошего ни ему, ни нам.