Человек в искусстве экспрессионизма

Стремясь понять причины, так изменившие в лучшую сторону его душевное состояние, Я. Ивашкевич в своем «Петербурге», цитирует слова Станислава Ноаковского, учившегося в те годы в Академии художеств: «Художественный мир России был миром большого стиля, я считаю, мое счастье, что я ощутил этот размах, не наш масштаб. Петербург, Москва, вся Россия, сказочно многоцветная и интересная, сыграла в моей жизни художника громадную роль»²⁴. «Мне кажется, – отмечает и Ивашкевич, – масштабность, столь отличная от галицийской имперской скудности (Краков, где Виткаций учился в Академии художеств, и Закопане находились в Галиции, после разделов ставшей частью Австро-Венгерской империи. – Л. Тд, так потрясла психику Виткация. Фантастика этой культуры, которая вызывала восхищение даже <…> у ограниченных людей, выпрямила Станислава Игнация. Он ощутил себя художником, ощутил свой артистизм как нечто, отличающее его от закопанской толпы. Почувствовал себя другим человеком»²⁵. Благодаря питерской родне, а после и собственным связям, Виткаций смог войти и в художественные круги, в том числе театральные. Тем более что здесь существовало «Общество любителей польской сцены», которое опекал, в частности, предприниматель Леон Рейнель, друг Виткация, сюда доходили и издававшиеся в Москве газеты «Польское эхо», «Газета польска», выходил «Петербургский журнал», – орган польских общин в империи. Виткаций даже принял участие в Выставке польских художников, состоявшейся в мае 1918 года в Аничковом дворце. Занятия в офицерской школе не препятствовали творчеству, он писал портреты своих знакомых, штатских и военных, и странные, фантастические композиции, в том числе на астрономические сюжеты.

По свидетельству современников, будущий офицер много читал. Скорее всего, те черты декадентства, а точнее – соприкосновения с русским символизмом (А. Белым в первую очередь), которые прослеживаются в творчестве Виткация, пришли из художественной среды. Но она же, увы, способствовала и увлечению наркотиками, которыми Виткаций стремился заглушить тяжелое состояние, довольно быстро сменившее его первоначальное воодушевление.

События войны и революции тесно сплелись в судьбе Виткация, но до сих пор их влияние не установлено во всех деталях, тем более что сам он крайне скупо говорил о своем «русском периоде», что касается и эпизодов, связанных со службой в армии. Этим событиям посвящены тщательные исследования, прежде всего Я. Деглера, (Degler J.), А. Мициньской, (Miciňska А.), К. Дубиньского (Dubinski К.) и др. Мы опираемся также на отечественные труды, прежде всего Н. Якубовой, дополняющей польские исследования ранее недоступными архивными материалами²⁶.

Виткаций по своему душевному складу не был «человеком войны», к тому же он не получил полноценной профессиональной подготовки. Война к тому времени вступила в свою последнюю фазу. Генерал Ян Яцына с горечью писал в своих «Воспоминаниях»: «Человеческие утраты / были/ огромны, уже в первом периоде войны встречались полки, в которых по нескольку раз менялся весь состав, боевые офицеры в большинстве гибли или возвращались, покрытые ранами. <…> Недостаток боевых офицеров сильно ощущался, поэтому были открыты школы прапорщиков, где обучали как попало, лишь бы скорее (трехмесячные курсы), а необходимый для поступления уровень знаний сокращали до минимума»²⁷. Прошедший именно такой ускоренный курс Виткаций мало был подготовлен к военному кошмару, однако, оказавшись на фронте, исполнил свой долг.

Судя по опубликованным архивным данным, окончив 1 мая 1915 года сокращенный курс обучения в Павловском офицерском училище в чине подпоручика, он получил назначение в элитный Лейб-Гвардейский Павловский полк и был отправлен на фронт, в запасной пехотный батальон командиром четвертой роты. Его боевое крещение состоялось 17 июля в тяжелом, кровопролитном сражении под Витонежем, в Западной Украине. В этом бою русские войска были атакованы частями австрийской армии, в рядах которых были и польские легионеры, что Виткаций особенно остро переживал, тем более что его отец, будучи близким знакомым Пилсудского, поддерживал именно их. Это первое сражение стало и последним в военной карьере Виткация: он получил сильную контузию при взрыве тяжелого снаряда и был переправлен в лазарет, «учрежденный для раненых дамами Лейб-Гвардии Павловского полка», где пробыл до 11 сентября 1916 года. По поводу места его нахождения во время предшествовавших дней историки ведут споры, и, по нашему мнению, наиболее близок к истине К. Дубиньский, считающий что Виткаций после контузии мог находиться некоторое время в тяжелом шоке – ведь этот кровопролитный бой был его первым настоящим соприкосновением с реальностью войны, до этого он оставался в резервном отряде. Впрочем, если помнить об обилии раненых после тяжелого поражения и условиях эвакуации с поля боя, здесь возможна была и чистая случайность при оформлении раненых.