Человек в искусстве экспрессионизма

После провозглашения в марте 1917 года права польского народа на независимость, под Киевом стала формироваться Дивизия польских стрелков, и Виткаций ездил в Киев и пытался вступить в ее ряды, но офицерских мест для него не хватило, и он вернулся в Петроград, где поселился у генерала Александра Бабианьского, с которым дружил, а после – в семье скульпторов Груберских. В марте 1917 года всех польских военных принял под свое командование только что образованный Начпол – Военный Польский комитет, и они были выделены из русской армии. Виткаций был тоже зачислен в польскую роту, но заболел и вовремя к месту сбора не явился. В конце концов, он обратился в Начпол с просьбой об освобождении от военной службы и в феврале 1918 года его получил.

Дальше последовала многотрудная эвакуация польских репатриантов на родину, за проведение которой глава Ликвидационной комиссии Стефан Прондзинский получил Военный крест… Оплатил же эвакуацию, начиная с покупки железнодорожного вагона, Леон Рейнель, уже упоминавшийся предприниматель и друг Виткация, герой одного из его портретов. Виткаций вывез из России («Болыпевия» – называл ее Прондзинский), 5 автопортретов, 29 портретов знакомых, 26 фантастических полотен, 2 экслибриса, 3 картины маслом и 1 книжную обложку.

Рожденные в трудных условиях этих лет произведения чаще всего насыщены мрачной энергетикой. Портреты – рисунки углем, пастели, как и более законченные композиции маслом, отличаются остротой взгляда и умением минимальными средствами создать цельный образ, где существенна каждая линия, а каждое цветовое пятно несет в себе эмоциональную нагрузку. Скупость изобразительных средств сочетается с остротой индивидуальных характеристик, с их «психологической утрировкой» (Базилевский).

Среди ранних работ выделяется долгое время остававшийся неизвестным прекрасный портрет «Панны Шмидт» – Ядвиги Шмидт-Чернышевой 1916 года, один из наиболее интересных образов в галерее многочисленных женских изображений Виткация. «Панна Шмидт» была широко одаренной, необычной для своего времени женщиной-физиком, сотрудницей ныне действующего Государственного рентгенологического и радиологического Института РАН, при этом талантливой пианисткой³³. Отпечаток незаурядности, ощущение скрытых глубин души своей модели Виткацию удалось передать с покоряющей правдивостью. Используя ее позу, жест, обыгрывая легкую асимметрию черт лица, художник «заостряет» их выразительность, сохраняя при этом ощущение абсолютной жизненной правды. Серый тон бумаги, густые пятна угля, оттененные мелом, создают, казалось бы, скупую, а на деле богатую живописную гамму, характерную и для других его петербургских портретов, чаще всего камерных, интимных по своему настрою. Они обычно погрудные, почти без фона, с небольшим количеством деталей или вовсе без них. В построении колорита свою роль играет и цветная бумага, которой охотно пользуется художник.

Станислав Игнаций Виткевич (Виткаций). Композиция с лебедями. Пастель / бумага. 1916. Люблин, Окружной музей

В способности угадать и выделить главное в характере и сочетать его «постоянную константу» с сиюминутным состоянием модели, используя в полную силу возможности изобразительного материала, ощущается генетическая связь с пастелями Станислава Выспяньского. Но здесь гораздо больше драматизма в содержании и экспрессии в форме. Свобода, с которой Виткаций бросает на бумагу резкие линии, скупые пятна цвета, обрывает контуры, сочетается с известной жесткостью в трактовке самих портретируемых. Примером могут служить редкий по экспрессии «Портрет офицера с сигаретой» (1917), «Портрет солдата с «Георгием» (1917), в которых резкие, острые штрихи пастели сочетаются с широкой размашистой эскизной манерой в работе углем, а также многочисленные автопортреты. Среди них выделяется выполненный пастелью «Автопортрет с самоваром» (1917) в двух вариантах; выделяется своим драматизмом, который еще подчеркнут самоиронией: трагическое лицо художника, творца эстетики «Чистых форм», с его мрачной сосредоточенностью соседствует бок о бок с огромным пузатым самоваром – самым обиходным, бытовым предметом тех времен, вскоре ставшим героем известной песенки «У самовара я и моя Маша»… Вероятно, иронический оттенок придавала одному из вариантов портрета и надпись на пришпиленном к стене листке бумаги, но, поскольку половина его срезана рамой, мы не беремся ее интерпретировать.

Такой же «сниженный», контрастный к образу фон наличествует и в другом автопортрете (уголь 1917 год) – здесь Виткаций представлен в трехчетвертном повороте, с настороженным, напряженным взглядом, в военном мундире, на фоне стола, заставленного пустыми бутылками, вперемешку с кастрюлей, зеркалом, чайником.