Человек в искусстве экспрессионизма

По сохранившимся архивным данным, опубликованным Н. Якубовой, 15 августа старший врач лазарета написал в своем заключении, что «Виткевич, <…> по причине перенесенной 17 июля сего года контузии, страдает повышенной возбудимостью и депрессией, причем фазы депрессии проявляются более остро. Болезнь требует специального лечения в санатории»²⁸. Лишь с 9 сентября он получает разрешение вернуться на службу, но в запасной батальон, «откуда в полк направлен быть не может». В этом запасном батальоне он остается до ноября 1917 года²⁹. Виткаций был повышен в чине и представлен 20 июня 1917 года к ордену Св. Анны 4-й степени с надписью – «За мужество».

Контузия и связанные с войной переживания резко ухудшили здоровье и моральное состояние Виткация, теперь он часто лежит в госпитале, постоянно берет увольнения и отпуска и уже никогда не вернется в строй.

Войну он возненавидел за причиняемые людям бедствия, за кровавый хаос сражений, за смерть и страдания. Но если говорить о переломе, свершившемся в душе молодого офицера, с его болезненной впечатлительностью, склонностью к нервным срывам, депрессии, то не в меньшей мере, чем война, на нем сказались события революции. Они очень путано и разноречиво описываются в биографиях Виткация. Многие сложности порождены его собственными словами – отрывком из более позднего сочинения «Немытые души», который часто цитируется не полностью.

«В последнее время много дал моим мыслям вид (иначе сказать не могу, ибо, увы, я наблюдал, как из ложи, не будучи в состоянии принять в этом никакого участия по причине /своей/ шизоидальной заторможенности), Русской революции, с февраля 1917 до июня 1918. Я наблюдал это небывалое событие очень близко, будучи офицером Павловского гвардейского полка, который и начал революцию. Считаю попросту несчастным калекой того, кто этого события вблизи не пережил».

И в качестве пояснения дописывает в Примечании: «В Четвертую роту запасного батальона этого полка, который действительно начал революцию, я имел честь быть позднее выбранным своими ранеными солдатами-фронтовиками (я был только в одной битве под Витонежем на Стоходе). Этой честью я обязан слабым отрицательным заслугам: не бил по морде, не ругал по матушке, наказывал слабо и был относительно вежлив – ничего больше»³⁰. Между тем приказом Петроградского совета от 1 марта 1917 года были отменены все армейские отличия и звания, солдаты офицерам уже не подчинялись и никому не отдавали честь – тем более весомой была дань уважения, отданная солдатами Виткацию. И как видим, он тоже говорил о них с уважением и даже гордостью: «Триста человек, запертых в огромной круглой полковой конюшне, несколько дней сражались против всей царской России»³¹.

Куда именно он был избран солдатами, то ли в члены совета этого полка, получившего особые права, то ли их представителем в какую-то организацию так и остается пока неясным. Путаные предположения, которые присутствуют в ряде биографий – не стал ли Виткаций красным комиссаром, избранным солдатами, что представляется совершенно невероятным, мог ли в какой-то степени участвовать в мятеже, который поднял Павловский полк, и пр. ждут еще своих разъяснений. Многие неточности в описании этого периода отчасти происходят, как нам кажется, оттого, что некоторые историки привычно относят слова Виткация «Русская революция» к революции Октябрьской, в то время как описанные им выше события относились к февральским дням. Виткаций точно датирует Революцию февралем 1917 – июнем 1918 года: с этого момента, после покушения на Ленина и смерти Урицкого, начался «красный террор»; события менялись стремительно, и наступило уже совсем другое время (что сказалось, кстати, и на дальнейшей драматической судьбе Павловского полка).

С победой Октябрьской революции завершился целый эпизод в жизни Виткация. Теперь положение недавнего боевого офицера и дворянина стало опасным. Кавалер ордена Св. Анны, переставший к тому же получать жалованье, превратился в безработного художника, героя трагического «Автопортрета с самоваром»(1917): «В последнее время я зарабатывал на жизнь рисованием портретов, а затем продал несколько композиций. Здоровье мое становилось все хуже, и я подал на комиссию в Суворовский госпиталь. Там я получил полугодовой отпуск, по причине артретизма, неврастении и катара легких»³². Он признавался в письме, что условия жизни становились «все ужаснее»; некоторые авторы предполагают, что ему пришлось скрываться.