Человек в картинках

– Вот не думала, что это и до Нью-Йорка докатилось. Видно, друг от дружки слышат и повторяют. Какая-то эпидемия. Я тут разговаривала с Джозефиной, она говорит, ее детишки тоже помешались на новой игре, а она ведь в Бостоне. Всю страну охватило.

В кухню вбежала Мышка выпить воды. Миссис Моррис обернулась:

– Ну, как дела?

– Почти все готово, – ответила Мышка.

– Прекрасно! А это что такое?

– Бумеранг. Смотри!

Это было что-то вроде шарика на пружинке. Мышка бросила шарик, пружинка растянулась до отказа… и шарик исчез.

– Видала? – сказала Мышка. – Хоп! – Она согнула палец крючком, шарик вновь очутился у нее в руке, и она защелкнула пружинку.

– Ну-ка еще раз, – попросила мать.

– Не могу. В пять часов вторжение. Пока!

И Мышка вышла, пощелкивая игрушкой.

С экрана видеофона засмеялась Элен:

– Мой Тим сегодня утром тоже притащил такую штучку, я хотела посмотреть, как она действует, а Тим ни за что не хотел показать, тогда я попробовала сама, но ничего не получилось.

– Ты не впе-чат-ли-тель-ная, – сказала Мэри Моррис.

– Что?

– Так, ничего. Я подумала о другом. Тебе что-то было нужно, Элен?

– Да, я хотела спросить, как ты делаешь то печенье, черное с белым…

Лениво текло время. Близился вечер. Солнце опускалось в безоблачном небе. По зеленым лужайкам потянулись длинные тени. А ребячьи крики и смех все не утихали. Одна девочка вдруг с плачем побежала прочь. Миссис Моррис вышла на крыльцо.

– Кто это плакал, Мышка? Не Пегги-Энн?

Мышка что-то делала во дворе, подле розового куста.

– Угу, – ответила она, не разгибаясь. – Пегги-Энн трусиха. Мы с ней больше не водимся. Она уж очень большая. Наверно, она вдруг выросла.

– И поэтому плакала? Чепуха. Отвечай мне как полагается, не то сейчас же пойдешь домой!

Мышка круто обернулась, испуганная и злая:

– Да не могу я сейчас! Скоро уже время. Ты прости, я больше не буду.

– Ты что же, ударила Пегги-Энн?

– Нет, честное слово! Вот спроси ее! Это из-за того, что… ну, просто она трусиха, задрожала – хвост поджала.

Кольцо ребятни теснее сдвигалось вокруг Мышки; озабоченно хмурясь, она что-то делала с разнокалиберными ложками и четырехугольным сооружением из труб и молотков.

– Вот сюда и еще сюда, – бормотала она.

– У тебя что-то не ладится? – спросила миссис Моррис.

– Бур застрял. На полдороге. Нам бы только его вытащить, тогда будет легче. За ним и другие пролезут.

– Может, я вам помогу?

– Нет, спасибо. Я сама.

– Ну хорошо. Через полчаса мыться, я тебя позову. Устала я на вас смотреть.

Миссис Моррис ушла в дом, села в кресло и отпила глоток пива из неполного стакана. Электрическое кресло начало массировать ей спину. Дети, дети… У них и любовь, и ненависть – все перемешано. Сейчас ребенок тебя любит, а через минуту ненавидит. Странный народ дети. Забывают ли они, прощают ли в конце концов шлепки, и подзатыльники, и резкие слова, когда им велишь – делай то, не делай этого? Как знать… А если ничего нельзя ни забыть, ни простить тем, у кого над тобой власть, – большим, непонятливым и непреклонным?

Время шло. За окнами воцарилась странная, напряженная тишина, словно вся улица чего-то ждала.

Пять часов. Где-то в доме тихонько, мелодично запели часы: «Ровно пять, ровно пять, надо время не терять!» – и умолкли.

Урочный час. Час вторжения.

Миссис Моррис засмеялась про себя.

На дорожке зашуршали шины. Приехал муж. Мэри улыбнулась. Мистер Моррис вышел из машины, захлопнул дверцу и окликнул Мышку, все еще поглощенную своей работой. Мышка и ухом не повела. Он засмеялся, постоял минуту, глядя на детей. Потом поднялся на крыльцо.

– Добрый вечер, родная.

– Добрый вечер, Генри.

Она выпрямилась в кресле и прислушалась. Дети молчат, все тихо. Слишком тихо.

Муж выколотил трубку и набил заново.

Жжжж.

– Что это? – спросил Генри.

– Не знаю.

Она вскочила, поглядела расширенными глазами. Хотела что-то сказать – и не сказала. Смешно. Нервы расходились.

– Дети ничего плохого не натворят? – промолвила она. – Там нет опасных игрушек?

– Да нет, у них только трубы и молотки. А что?

– Никаких электрических приборов?

– Ничего такого, – сказал Генри. – Я смотрел. Мэри прошла в кухню. Жужжание продолжалось.

– Все-таки ты им лучше скажи, чтоб кончали. Уже шестой час. Скажи им… – Она прищурилась. – Скажи, пускай отложат вторжение на завтра.

Она засмеялась не очень естественным смехом.

Жужжание стало громче.

– Что они там затеяли? Пойду в самом деле погляжу.

Взрыв!

Глухо ухнуло, дом шатнуло. И в других дворах, на других улицах громыхнули взрывы.

У Мэри Моррис вырвался отчаянный вопль.

– Наверху! – бессмысленно закричала она, не думая, не рассуждая.

Быть может, она что-то заметила краем глаза; быть может, ощутила незнакомый запах или уловила незнакомый звук. Некогда спорить с Генри, убеждать его. Пускай думает, что она сошла с ума. Да, пускай! С воплем она кинулась вверх по лестнице. Не понимая, о чем она, муж бросился следом.

– На чердаке! – кричала она. – Там, там!

Жалкий предлог, но как еще заставишь его скорей подняться на чердак. Скорей, успеть… о боже!

Во дворе – новый взрыв. И восторженный визг, как будто для ребят устроили невиданный фейерверк.