Человек в картинках

После завтрака, который не доставил ему никакого удовольствия, Фиорелло принялся за работу: разбирался в старом хламе и ломе, резал металл, отбирал куски, не разъеденные ржавчиной, плавил их и отливал в чушки, из которых можно будет сделать что-нибудь толковое. Инструмент совсем развалился; двадцать лет бьешься как рыба об лед, чтоб выдержать конкуренцию, и ежечасно тебе грозит нищета.

Прескверное выдалось утро.

Среди дня во двор вошел человек и окликнул хозяина, который хлопотал у старого резального станка.

– Эй, Бодони! У меня есть для тебя кое-какой металл.

– Что именно, мистер Мэтьюз? – рассеянно спросил Бодони.

– Ракета. Ты что? Разве тебе ее не надо?

– Надо, надо! – Фиорелло схватил посетителя за рукав и, растерявшись, осекся.

– Понятно, она не настоящая, – сказал Мэтьюз. – Ты же знаешь, как это делается. Когда проектируют ракету, сперва изготовляют модель из алюминия в натуральную величину. Если ты расплавишь алюминий, кое-какой барыш тебе очистится. Уступлю за две тысячи.

Рука Бодони бессильно опустилась.

– Нет у меня таких денег.

– Жаль. Я хотел тебе помочь. В последний раз, когда мы разговаривали, ты жаловался, что все перебивают у тебя лом. Вот я и подумал – шепну тебе по секрету. Ну что ж…

– Мне позарез нужен новый инструмент. Я скопил на него деньги.

– Понятно.

– Если я куплю вашу ракету, мне даже не в чем будет ее расплавить. Моя печь для алюминия на той неделе прогорела…

– Ясно.

– Если я и куплю у вас эту ракету, я ничего не смогу с ней сделать.

– Понимаю.

Бодони мигнул и зажмурился. Потом открыл глаза и посмотрел на Мэтьюза:

– Но я распоследний дурак. Я возьму свои деньги из банка и отдам вам.

– Так ведь если ты не сможешь расплавить алюминий…

– Привозите вашу ракету, – сказал Бодони.

– Ладно, раз тебе так хочется. Сегодня вечером?

– Чего лучше, – сказал Бодони. – Да, сегодня вечером мне ракета будет очень кстати.

Светила луна. Ракета высилась во дворе среди металлического лома – большая, белая. Она вобрала в себя белое сияние луны и голубой свет звезд.

Бодони смотрел на нее с нежностью. Ему хотелось погладить ее, приласкать, прижаться к ней щекой, поведать ей свои самые заветные мечты.

Он смотрел на нее, закинув голову.

– Ты моя, – сказал он. – Пускай ты никогда не извергнешь пламя и не сдвинешься с места, пускай будешь пятьдесят лет торчать тут и ржаветь, а все-таки ты моя.

От ракеты веяло временем и далью. Это было все равно что войти внутрь часового механизма. Каждая мелочь отделана и закончена с ювелирной тщательностью. Эту ракету можно бы носить на цепочке, как брелок.

– Пожалуй, сегодня я в ней и переночую, – взволнованно прошептал Бодони.

Он уселся в кресло пилота.

Тронул какой-то рычаг.

Стал то ли напевать, то ли гудеть с закрытым ртом, с закрытыми глазами.

Гудение становилось все громче, громче, все тоньше и выше, все странней и неистовей, оно ликовало, нарастало, наполняя дрожью все тело, оно заставило Бодони податься вперед, окутало его и весь воздушный корабль каким-то оглушительным безмолвием, в котором только и слышался визг металла, а руки Бодони летали над пультом управления, плотно сомкнутые веки вздрагивали, а звук все нарастал – и вот уже обратился в пламя, в мощь, в небывалую силу, которая поднимает его, и несет, и грозит разорвать на части. Бодони чуть не задохнулся. Он гудел и гудел не переставая, остановиться было невозможно – еще, еще, он крепче зажмурил глаза, сердце колотится, вот-вот выскочит.

– Старт! – пронзительно кричит он.

Толчок! Громовой рев!

– Луна! – кричит он. – Метеориты! – кричит он, не видя, зажмурясь изо всех сил.

Неслышный головокружительный полет в багровом пляшущем зареве.

– Марс, да-да. Марс! Марс!

Задыхаясь, он без сил откинулся на спинку кресла. Трясущиеся руки сползли с пульта управления, голова запрокинулась. Долго он сидел так, медленно и тяжело дыша; реже, спокойнее стучало сердце.

Медленно, медленно он открыл глаза.

Перед ним был все тот же двор.

С минуту он сидел не шевелясь. Неотрывно смотрел на груды металлического лома. Потом подскочил, яростно ударил по рычагам.

– Старт, черт вас подери!

Ракета не отозвалась.

– Я ж тебя!

Он вылез наружу, его обдало ночной прохладой; спеша и спотыкаясь, он запустил на полную мощность мотор грозной резальной машины и двинулся с нею на ракету. Ловко ворочая тяжелый резак, задрал его вверх, в лунное небо. Трясущиеся руки уже готовы были обрушить всю тяжесть на эту нахальную, лживую подделку, расколоть, искромсать дурацкую выдумку, за которую он заплатил так дорого, а она не желает работать, не желает повиноваться!

– Я тебя проучу! – заорал он.

Но рука его застыла в воздухе.

Лунный свет омывал серебристое тело ракеты. А поодаль, за ракетой, золотились окна его дома. Там слушали радио, до него доносилась далекая музыка. Полчаса он сидел и думал, глядя на ракету и на огни своего дома, и глаза его то становились как щелки, то раскрывались во всю ширь. Потом он оставил резак и пошел прочь и на ходу засмеялся, а подойдя к черному крыльцу, перевел дух и окликнул жену: