Обстановка здесь нездоровая. Используя хорошо известную фразу, которую я так часто читал, мы все живем на краю вулкана. Шайки бунтовщиков, или так называемых забастовщиков, патрулируют улицы и кровожадно косятся на вас. Полагаю, они уже готовятся к убийствам и составляют списки разжиревших капиталистов. Вы не можете взять такси: забастовщики вытаскивают вас из него. А в гостиницах любезно намекают, что, когда кончится продовольствие, они бросят вас на произвол судьбы!
Вчера вечером я встретил Ривса, моего приятеля с «Килмордена», члена Рабочей партии. Он не на шутку перепуган. Он из тех людей, которые произносят чрезвычайно пространные пламенные речи единственно из политических соображений, а потом жалеют об этом. Ривс теперь повсюду заявляет, будто на самом деле ничего не говорил. Когда я его встретил, он как раз уезжал в Кейптаун. Там он собирается произнести в свое оправдание трехдневную речь на голландском языке о том, что его прежние выступления в действительности означали нечто совершенно иное. Я рад, что мне не приходится сидеть в Законодательном собрании Южной Африки[83]
. Наша палата общин достаточно плоха, но мы, по крайней мере, пользуемся только одним языком, и продолжительность выступлений у нас все-таки несколько ограничена. Когда я был в Собрании перед тем, как покинуть Кейптаун, я слушал седовласого джентльмена с обвисшими усами, выглядевшего в точности, как Чепупаха[84] из «Алисы в Стране чудес». Он ронял слова как-то особенно меланхолично. Время от времени он возбуждал себя для дальнейших усилий, восклицая нечто, звучавшее вроде «Паэт Скит», произносимое fortissimo[85] и в заметном контрасте с остальной его речью. Когда он так делал, половина его аудитории выкрикивала «гав-гав!», что, вероятно, по-голландски означает «правильно-правильно», а другая половина в испуге просыпалась. Мне дали понять, что джентльмен говорит уже, по крайней мере, три дня. Они здесь, в Южной Африке, должно быть, обладают безграничным терпением.Я изобретал бесконечные задания, чтобы удержать Пейджета в Кейптауне, однако наконец мое воображение иссякло, и он присоединяется ко мне завтра, как верная собака, которая приходит, чтобы умереть подле своего хозяина. А я так хорошо продвигался с моими «Воспоминаниями»! Я придумал кое-какие чрезвычайно остроумные вещи, — что сказали мне лидеры забастовщиков, а я — им.
Сегодня утром меня посетил правительственный чиновник. Он был то вежлив, то настойчив, то таинствен. Прежде всего, он, сославшись на мое высокопоставленное положение и значительность, посоветовал мне удалиться в Преторию[86]
, самостоятельно или с его помощью.— Значит, вы ждете неприятностей? — спросил я.
Его ответ был настолько продуманно-бессмысленным, что я понял: они ожидают серьезных неприятностей. Я намекнул, что его правительство дает ситуации зайти слишком далеко.
— Есть такие обстоятельства, сэр Юстес, когда следует дать человеку длинную веревку и позволить ему повеситься.
— О, безусловно, безусловно.
— Беспорядки вызываются не самими забастовщиками. За их спиной действует некая организация. Ввозится большое количество оружия и взрывчатки, и мы добыли некоторые документы, проливающие достаточно света на методы импорта вооружений. У них есть постоянный шифр. Помидоры означают «детонаторы», цветная капуста — «ружья», другие овощи символизируют различные взрывчатые вещества.
— Очень интересно, — заметил я.
— Более того, сэр Юстес, у нас есть все основания считать, что человек, который возглавляет эту организацию, направляющая рука, так сказать, в настоящую минуту находится в Йоханнесбурге.
Он так пристально уставился на меня, что я стал опасаться, не подозревает ли он, будто я и есть тот человек. Меня прошиб холодный пот, и я уже начал жалеть, что мне взбрело в голову понаблюдать за миниреволюцией.
— Из Йо'бурга в Преторию поезда не ходят, — продолжал он. — Но я могу устроить, чтобы вас вывезли в личном автомобиле. На случай, если по дороге вас остановят, я могу снабдить вас двумя пропусками: одним — выданным нашим правительством, и другим — удостоверяющим, что вы английский гость, не имеющий абсолютно никакого отношения к Южно-Африканскому Союзу.
— Первый — для ваших людей, а второй — для забастовщиков, а?
— Именно так.
Его план мне не понравился — я знаю, что происходит в подобных случаях. От волнения вы все перепутываете. Я обязательно вручу не тот пропуск и не тому, кому надо, и кончится тем, что меня подстрелит какой-нибудь кровожадный мятежник или один из блюстителей закона, которые патрулировали улицы в гражданских головных уборах, с трубками в зубах и с ружьями под мышкой. Кроме того, чем мне занять себя в Претории? Любоваться архитектурой и прислушиваться к отголоскам стрельбы вокруг Йоханнесбурга? Одному Богу известно, сколько продлится мое заключение там. Они уже взорвали железнодорожные пути. Похоже, что там нельзя будет даже разжиться выпивкой. Два дня назад они ввели военное положение.