Человек в литературе Древней Руси

Вассалы князя отказываются служить ему, если он не совещается с ними. Бояре Владимира Мстиславича заявляют ему: «О собе еси, княже, замыслил; а не едем по тобе, мы того не ведали»[138].

Переводя в практический план эту феодальную мораль, Даниил Заточник говорил: «З добрым бо думцею думая, князь высока стола добудеть, а с лихим думцею думая, меншего лишен будеть»[139]. Князь обязан быть дружен со своей дружиной. Совместно с нею он «дерзает» на поганых и побеждает их[140]. Он сохраняет ей верность, предпочитая дружину не только золоту и серебру, но и княжению. «Леплее ми того смерть, – говорит сын Владимира Мономаха Андрей Владимирович Добрый, – а с своею дружиною на своей воочине, и на дедине нежели Курьское княженье»[141]. За свою дружину, за ее честь и «жизнь» князь готов пожертвовать своею головою: «Любо голову свою сложю, пакы ли отчину свою налезу и вашю всю жизнь»[142], – говорит Изяслав Мстиславич своей дружине.

Хваля князя за то, что он «немало мужьства показа» и «много пота утер» за Русскую землю, летописец не забывает прибавить: «с дружиною своею» и «с мужьми своими»[143].

* * *

Идеал князя основывается на определенных представлениях о чести и о «сороме». Он потому так прочен в литературных произведениях XI–XIII вв., что опирается на представления, широко распространенные в верхах феодального общества.

Главные добродетели князя – быть «величавым на ратный чин», быть готовым жертвовать своей жизнью за свою честь, за честь Русской земли, мстить за свой «сором»[144] или «сором» Руси. Формула «да любо налезу собе славу, а любо голову свою сложю за Русьскую землю»[145] с небольшими вариантами неоднократно повторяется в речах князей на всем протяжении XII–XIII вв.[146]

Даниил Романович Галицкий так определил основную заповедь княжеско-дружинной воинской морали: «Подобаеть воину, устремившуся на брань, или победу прияти, или пастися от ратных»[147].

Бесстрашие в бою – одна из важнейших черт в идеальном портрете князя. Летопись неоднократно говорит о том или ином князе, что он был «хоробр и крепок на рать», «спешаше бо и тосняшеся на войну», от юности навык никого не «уполошитися», что сердце его было «крепко на брань», что он был «мужь добр и дерзок и крепок на рати», «умом велик и дерзостью» и т. д. Презрение к смерти хорошо выражено в ободряющих словах, которые сказал Даниил Романович своим союзникам-полякам: «Почто ужасываетеся? не весте ли, яко война без падших мертвых не бываеть? не весте ли, яко на мужи на ратные наши есте, а не на жены? аще мужь убьен есть на рати, то кое чюдо есть? инии же и дома умирають без славы, си же со славою умроша; укрепите сердца ваша и подвигнете оружье свое на ратнее»[148].

Эта мораль воинов была знакома не только княжеско-дружинной среде. Формулу «любо голову свою сложю, любо сором свой мщу» развивает в своем слове «О терпении и милостыне» и Феодосий Печерский. Христианскую мораль он пытается подкрепить примером морали воинской. Он говорит о воинах, что они «главы своея ни в что же помнят, дабы им не посрамленым быти»[149].

Как и в иных случаях, летописцу важно при этом подчеркнуть действия, а не психологическое состояние героя своего повествования. Хваля его за мужество и храбрость, писатель XII–XIII вв. имеет в виду в первую очередь результаты этой храбрости: его победы, страх, нагнанный им на врагов Русской земли, приобретенную им славу «грозного» и непобедимого князя. Некрологическая характеристика Владимира Мономаха подчеркивает, что это был князь, «украшенный добрыми нравы, прослувый в победах, его имене трепетаху вся страны и по всем землям проиде слух его»[150].

О страхе, который нагнал князь на врагов, летописец говорит, характеризуя сына Мономаха, Мстислава, Романа Галицкого, Даниила Романовича; об этом же говорится в житийной характеристике Александра Невского, в «Слове о погибели Русской земли» и во многих других произведениях.

Храбрость князей авторы XII–XIII вв. стремятся подчеркнуть не только в похвальных характеристиках им, но и в описании их действий.