Человек в пейзаже

- Я не такой уж поклонник Левитана... Цвет, знаете ли...-Он осторожно покосился на собственный холст.- Тучи, - сказал он задумчиво.

Я посмотрел в небо: оно было ясным.

- Тучи им удавались, Поле, а не лес. Поле - это уже море. Чистое небо им не удавалось. - Он повторил мой взгляд в небо. - А тучи, блики, отражения... Оправданный абстракционизм. - Он поджал губы. Самовыражение... - Похоже, он презирал "самовыражение"... - Нет, вида никто не написал! То, что им удавалось в какой-то степени, есть не вид, а состояние.

- Импрессионизм? - проявил я догадливость.

- Если хотите. Преддверия, предчувствия... Пред-верие в лучшем случае. Но они считали себя объективными, то есть это мы их считаем реалистами... То есть я хочу сказать, что они всегда оправдывались. Оправдывались, что так бывает, оправдывались реальностью опыта, пусть самой мимолетной. Их всех побеждала фотография, и они с нею боролись.

- Ну, качественную разницу между живописью и фотографией и я знаю, несколько обиделся я.

- Знаете? Ну-ну... А я и не ругал фотографию. Это вам показалось. У фотографии заслуга перед живописью первостепенная!

- Какая же? - спросил я, как бы снисходя к его ортодоксальности.

- Прямая. Она обозначила, чем живописи заниматься не следует. Раз этого же можно достичь механически, аппаратом. Именно она породила импрессионистов.

- От противного? - догадался я.

- От очень противного. Фазан - отдельно, сазан - отдельно, как говорил один замечательный грузинский художник, Сезанн - отдельно... - И облачко восхищения и скорби подернуло его чело.

- Что же нам породило кино? - усмехнулся я.

- А это уж не моя компетенция. Может, следовало бы прекратить писать романы, а?

- Ну романы-то тут при чем?

- Вам виднее. Я хотел сказать, что пейзажист лишь индивидуализирует вид. Он не способен его отразить, он способен лишь отразиться в нем. Вид и индивид - один корень?

- Нет, - ответил я, в твердость свою вкладывая и Шишкина, и Тенирса, и фотографию.

- А подходит... Я имел не только это в виду... Видите, опять вид?.. Пейзажист индивидуализирует вид не в том только смысле, что вносит свое видение и свою индивидуальность... а в том, что и сам вид, зафиксированный в пейзаже, должен или вынужден стать частным по отношению к самому же себе, замереть поневоле, приобрести выражение: освещение, ветер, прочие метеоусловия... Хм, - удивился он, - вот поворот! Ровно наоборот - в портрете. В портрете - писать состояние модели ровно по вкусу Шишкину. Нелепо было бы писать портрет взбешенного, или рыдающего, или хохочущего человека.

- Разве не хохочет запорожец у Репина?

- Я и говорю. Это частность. Это жанр в лучшем случае. Это характер, а не портрет. Портрет - это обобщение, сущность, ну, внутреннее состояние. Пейзаж обобщенным быть не может. Кто вы, чтобы претендовать на понимание внутреннего состояния моря или горы? Вот вы говорите: Шишкин. Он и есть доказательство. Пейзажа как портрета вида не существует. Нарисовал Шишкин портрет дерева?..

Какая-то не оправданная для меня скорбь прорезала его чело. Бороденка его дрогнула.

- Что с вами?

- Сезанн... - сказал он так, как говорят по больной зуб.

- Что Сезанн?

- Потом, потом... - отмахнулся он так, будто "сейчас пройдет". С тоской взглянул на мольберт. - Не получится уже...

- Что вы, что вы!.. - попытался я. - Очень мило. Вы нашли единственную, по-моему, точку.

- Вы ее тоже нашли...

- Ну, это не такая моя заслуга.

- Вот видите, вы совсем не так мало понимаете, как говорите... - Он быстровато взглянул на меня взором и мутным и лукавым и, пересилив себя, с прищуром метра заставил нанести невнятный мазочек - табуретка под ним сразу покачнулась, но он устоял.

Польщенный, я таки начал со льстивостью ученика:

- Почему именно в таком вы решили формате?.. Меня всегда занимало...

- Окно. Это такое окно. Живопись, по-моему, это окно. Или зеркало. Зеркало - это ведь тоже окно. Окно сквозь стену - в мир. Так ей потом и висеть - на стене.

- Понимаю, - сказал я, не до конца поняв. - Холст, формат, перспектива, взгляд. Рамка видоискателя... Выбор точки... Но вот точка на холсте... с которой вы начали его заполнять... где она и почему?

- Заполнять... - брезгливо поежился пейзажист. - Скажите еще рисовать!

- Ладно, - сказал я, тоже злясь, - писать. Вы можете указать мне точно, в какой точке вы начали писать этот холст?

- Это сложный вопрос. Все зависит от натуры. Птицу, например, надо писать с клюва.

- Какую птицу?

- Ну вообще...

- А вот здесь? - Я ткнул в его холст.

- Уже не вышло, - уклонился он.

- Почему же не вышло! - Опять надо было щадить его самолюбие! Очень даже.

- Потому и не вышло, что не оттуда начал! - зло сказал он, снимая холст.

- Отсюда? - Я ткнул пальцем в сторону реки.

- Угадали... - Сквозь его седоватый бурелом проступила краска. Угадали! Я вовсе не художник! Я на это не претендую! Я не за тем сюда хожу!..

- За чем же?

- Вам этого не понять.

- Вы слишком строги, - обиделся я, - и к себе и ко мне. По-вашему, вообще ничего нарисовать невозможно: ни пейзаж, ни портрет... А натюрморт?