Видеть истину – это не отдельная функция интеллекта, но функция человека как целого: человек
В предыдущей главе мы приводили утверждение Ореста, что когда ему удалось освободиться от инцестуозных, инфантильных связей, он также стал свободнее от предрассудков Микен, свободнее от присущей любому человеку склонности видеть в других глазах, равно как и в окружающем мире, лишь свое отражение. Способность узреть истину таким образом идет рука об руку с эмоциональной и нравственной зрелостью. Когда человек становится способным так смотреть на истину, он становится уверенным в своих словах. Он становится уверенным в своих взглядах так же, «как в биении своего сердца», потому что они получены на опыте, а не выведены из каких-то абстрактных принципов или услышаны из чужих уст. И он также становится скромнее, поскольку убедился, что раз то, что он прежде считал истиной, оказалось ею лишь отчасти, то и то, что предстало ему в качестве истины теперь, будет по-своему несовершенным. Такая скромность не умаляет силу, с которой человек готов отстаивать свои убеждения, но оставляет открытой возможность искать и находить истину грядущего дня.
Глава 8
Человек, превосходящий время
Человек, преодолевающий время
Некоторые читатели могут поставить еще один вопрос: «Все это, конечно, прекрасно – рассуждать о целях зрелого человека. Но часики тикают. В условиях, когда мир погружен в полупсихотическое состояние, а катастрофа Третьей мировой войны поджидает за углом, как можно вести речь о долгом и устойчивом росте, необходимом для самореализации?»
Давайте сформулируем этот вопрос конкретнее. Представим, например, молодого мужа, который получил звание лейтенанта в ходе последней войны и который ныне работает редактором в газете. Допустим, что своим мужеством и энергией он не уступает никому. Незадолго до того, как отправиться за границу, он женился на привлекательной и талантливой женщине. Теперь же он с горечью обнаруживает, что у них с женой серьезные трудности в отношениях – трудности, преодоление которых потребует месяцев, возможно, даже лет, эмоционального взросления с помощью психотерапии. «Стоит ли прикладывать столько усилий, – спрашивает он себя и своего терапевта, – если существует вероятность, что меня в любой момент могут снова призвать на службу, наверняка ведь не скажешь. Не лучше ли дать браку распасться и удовлетворяться теми отношениями, которые подвернутся под руку в наше непредсказуемое время?»
Или другой пример: блестящий молодой университетский преподаватель. Он лелеет мечту написать книгу, которая, вероятно, потребует пяти лет труда, но внесет значительный вклад в сферу его научных интересов. Он обратился к психотерапевту за помощью в преодолении блокировок, мешавших ему создать его главный труд. И вот он удивляется: «Разве можно писать книгу, если нет никакой уверенности в тех годах, которые займет ее написание? Может, на Нью-Йорк упадет атомная бомба, пока я буду работать, так зачем вообще начинать?» Вопрос времени – не слишком ли поздно – является центром гнетущей тревоги многих современных людей.
И конечно, частные проблемы и тревоги каждого отдельного человека играют на руку свойственной сегодняшнему миру общей обеспокоенности из-за утекающего в песок времени. Каждый знает, как легко использовать коллективное беспокойство для оправдания личных неврозов. Можно вздыхать: «Времена хаоса», – и уходить от вопроса, не в том ли дело, что хаос у нас внутри.
Но совершенно независимо от того факта, что наши неврозы любят прятаться за громкими фразами типа «катастрофическая мировая ситуация», все же остается множество случаев, в которых вопросы, поднимаемые этими людьми, звучат уместно и вполне реалистично. Наш мир еще в течение какого-то времени неизбежно будет погружен в тревогу, и любому, кто не желает подвергнуться остракизму, придется принять этот факт и постараться научиться жить с чувством неуверенности. В богемных кругах, скажем, художников или интеллектуалов та же самая идея, которая пришла в голову двум вышеупомянутым пациентам, проявляется в рассуждениях на тему «Мы родились не в то время». В ходе таких дискуссий рано или поздно найдется кто-нибудь, кто заявит, что лучше бы было жить в эпоху Возрождения, или в Афинах классического периода, или в Париже в расцвет Средневековья, или еще когда-нибудь.