Человек в темноте

Отдернув чуть-чуть штору в гостиной, я наблюдаю за улицей. Улица почти пуста. Прошла полоса дождей, и теперь стоят прохладные солнечные дни, предвестники близких ноябрьских холодов, тоскливого межсезонья, когда уже не осень и еще не зима, когда то новые ливни пополам с мокрым снегом, то еще бесснежная, но почти зимняя стужа с резкими, пронизывающими ветрами с залива. Это самое ненавидимое мной время года. Пока что еще бродят по городу отголоски осени, еще облетает в парках и скверах редкая оставшаяся листва, устилая аллеи. Здесь листвы нет, только кровельная жесть, асфальт и камень. Там, внизу, по асфальту проезжает девушка на роликовой доске. Около магазина размахивают руками два изрядно помятых – отсюда видно – субъекта, кажется, бранятся ожесточенно. Проходит мама с мальчиком за руку. Здесь почти всегда безлюдно. Поэтому я сразу замечаю Елену. Она идет по тротуару, оглянувшись по сторонам, пересекает улицу и скрывается из поля зрения. Ей предстоит пройти еще шагов пятьдесят до подворотни, оказаться во дворе, подняться на шестой этаж. Значит, звонок в дверь прозвучит минуты через три. Я возвращаюсь в кухню, допиваю остывший кофе. Горькая вяжущая жидкость приятно обволакивает язык и небо. Я представляю, как Елена поднимается по лестнице. Грубые, изъеденные раковинами ступени пудожского известняка, два десятка в каждом марше. Чугунные перила с завитками лилий, розетками, с отполированным сотнями тысяч прикосновений дубовым поручнем. Железная клеть вечно сломанного лифта – ему самое меньшее пятьдесят лет, как и мне. Запахи кошек, жареной рыбы, ацетона. Высокие окна на площадках наглухо заколочены, на подоконниках консервные банки и стаканы, полные окурков. Двери деревянные, дерматиновые, стальные с глазками, обшитые вагонкой и обитые крашеной фанерой, по одному звонку на квартиру, по три, по восемь. Наконец моя дверь – обтянутая кожзаменителем, с фигурными шляпками бронзовых гвоздиков. Я иду в прихожую. У моей пациентки осунувшееся, словно вдруг похудевшее лицо, с отчетливо обозначившимися тенями под глазами. Похоже, этой ночью она опять не спала.

– Как вы себя чувствуете?

– Благодарю вас, нормально. Просто я очень устала. Вчера, да и сегодня, выдался суматошный день.

Мы сидим в кабинете. Неяркий свет настольной лампы. Елена снимает туфли, с ногами устраивается в кресле, накрывает колени клетчатым пледом. Ей, вероятно, хочется курить. Сигарета облегчила бы ей разговор. Но теперь действует мое условие: до конца встречи обходимся без сигарет.

– На чем мы остановились в тот раз? – спрашивает она.

– Это важно?

– Просто я не знаю, с чего начать. Мне было бы проще продолжить какую-нибудь тему.

– Не обязательно спешить. Давайте побудем вместе и помолчим. Прислушайтесь к себе. Что-нибудь непременно всплывет, и тогда вы скажете об этом.

– Мне кажется, что, пока мы молчим, я теряю драгоценное время.

– Всякое бывает. Иногда в молчании глубже проникаешь в себя. А иногда говоришь о чем угодно, чтобы к себе не прикасаться, чтобы заполнить пустоту.

– Вы хотите сказать, что так было на нашей прошлой встрече?

– Я ни слова не сказал о прошлой встрече. Если это пришло вам в голову, может быть, речь идет о вашем ощущении от нее?

Она молчит некоторое время. Ее пальцы сплетают и расплетают ниточки бахромы пледа. На безымянном, на левой руке, изящное неброское кольцо с темным камнем. Это чешское серебро с гранатом, если я не ошибаюсь. Елена почти не носит украшений, кроме этого кольца. Использует минимум косметики. Всегда от нее исходит чуть осязаемый аромат «Черного опиума». Оксана тоже любила эти духи.

– Может быть, – наконец произносит она задумчиво. – У меня бывает чувство, что мы говорим о чем-то не том. Будто ходим вокруг да около чего-то важного. А чего именно – я понять не могу. И мне тревожно здесь.

– Если именно здесь, не связано ли это каким-то образом со мной?

– Я не думала об этом. Но, возможно, вы правы. После нашей первой встречи мне было немного не по себе.

– Отчего же?

– От того, как вы со мной общались. Это было еще тогда, когда я вам звонила. Вы стали задавать вопросы, а потом заявили, что больше не занимаетесь практикой. А через десять минут, когда я с вами уже мысленно рассталась, позвонили и сказали, что готовы встретиться. И на первой встрече, после того как я рассказала о том, что произошло, опять напомнили, что наша работа не может состояться. И когда я собралась уйти, вы вновь меня остановили. Это похоже на игру кошки с мышью. Кошка как будто отпускает мышь, дает ей уйти, а через секунду снова накладывает когти. Видели такое? Вы притягиваете человека, затем отталкиваете, а затем опять притягиваете. Может быть, вы вообще так обращаетесь с женщинами? Почему вы так со мной?