Человек в тумане

Про кочегара, заболевшего азиатским гриппом или что-то в этом роде. Мы хорошо исполнили эту грустную песню. Вокруг собралось много публики, но я видел, что денег будет немного. Ян пел красиво и трогательно и все смотрел на тот огонь, что рвался из-за стены. Он всегда пел красиво, но, я повторяю, на этот раз как-то особенно. К нам подошли несколько рабочих, старых и молодых.

– Что за песня? – спросили шотландцы. – На каком языке он пел?

– Это русская песня, – сказал я, – он пел на их языке.

– Все в порядке, – сказали они и потащили нас в пивную.

Вначале действительно все шло хорошо. Несколько раз мы спели вместе песню про кочегара, потом Яна учили петь по-шотландски. Песни, которые они поют во время «Кэйли» – праздника песни. Спели даже про битву при Баннокберне, это когда шотландцы побили англичан, 24 июня 1314 года. Все весело смеялись, как Ян выговаривал грозные слова. Тут один усатый механик, выпив лишнее, стал приставать к Яну.

– Ты русский! – кричал он, навалившись на стол. – Так почему ты поешь в Глазго?

– Я поляк, – ответил ему Ян, – вот у меня документ.

Усатый не унимался.

– Что я, полицейский сержант или клерк из таможни, чтобы проверять паспорта иностранцев? Я просто хочу знать, почему ты поешь в Глазго?

Ян как-то сжался, стал совсем маленький и не знал, что ответить. За него заступились другие.

– Напрасно ты разошелся, – сказали усатому. – Шотландия – свободная страна, здесь каждый может петь свои песни.

– Верно! – захохотал усатый. – Здесь может петь каждый, если он не может петь у себя дома!

– Откуда ты знаешь, что этот поляк не мог петь у себя дома?

– Ничего я не знаю, – ответил усатый механик, вдруг помрачнев. – Что поляк, что русский, – теперь это одно, а честные люди не поют на улицах чужих городов.

Ну, просто он совсем опьянел и говорил всякую чепуху. Однако после этого случая Ян долго не пел русские песни. И вообще я стал замечать, что с ним снова творится неладное. Он ходил слишком задумчивый, похудел. Мне было очень обидно. Разве я не старался, чтобы он не тосковал? Я подумал: «Нелегкая жизнь была у этого парня». Лучше не вспоминать, что испытали люди в фашистских лагерях, где гибли сильные мужчины и женщины, а он был еще совсем ребенком.

Надо было ему хорошо отдохнуть, развлечься. Мы не могли устроить себе настоящий холидей,[13] того, что мы собирали в субботу и воскресенье, едва хватало на неделю. Мы должны были работать. Тогда я решил: можно работать и немного отдохнуть. Лучше всего это сделать на юге.

Мы уехали в Корнвол, дорогой, старый Корнвол. Это в самом углу нашего острова. Через пролив – уже Франция. Что же вы думаете? Я оказался прав. То лето было на редкость теплое, в Корнвол съехалось много отдыхающих. Мы легко собирали свои деньги, и Ян имел возможность проводить несколько часов на пляже. Но мне нельзя долго находиться на солнце. Я чувствовал себя все хуже и хуже, пока, наконец, не слег. Хворь настигла меня в маленьком городке Порт-Айзек, на другой стороне полуострова, на берегу пролива св. Георга. Когда-то он был гнездом контрабандистов и рыбаков-браконьеров.

Представьте себе две-три узкие, кривые и горбатые улицы, вдоль которых на скалистых холмах прилепились дома. Несколько грязных баров и одноэтажную, похожую на сарай церковь с единственным колоколом над крышей. А внизу, на глубине, может быть, двухсот футов, между отвесными скалами, злое, вечно ворчливое море. Волны пробили камень, проточили бухты-пещеры с невидимыми сверху ходами и выходами. В бухтах укрывались лодки и даже небольшие шхуны. Все в Порт-Айзеке дышит романтикой старины. Мне было не до нее.

День и ночь в убогом доме корабельного кочегара я слушал шум моря и унылый звон одинокого колокола. Ночь за ночью, день за днем, все одно и то же. Я думал, не одинок ли вообще человек? Мыслящее существо, встречаясь с другими, иногда дорогой ценой оплачивает дружбу.

Я благословлял час, когда встретил этого парня, не давшего мне еще раз пережить одиночество. Если бы я имел сына, я бы хотел видеть его таким. Не потому, что он помогал мне справляться с недугом. В конце концов, мир не без добрых людей, нашлись бы они и в Порт-Айзеке.

Что-то заложено в нем такое, чего не понять нам, англичанам. Удивительно, как мог молодой человек, успевший насмотреться на людское уродство, сохранить чистоту ребенка и мужество воина в долгой осаде…

Деньги подходили к концу. Что можно было заработать в таком заброшенном городке, как Порт-Айзек? Его иногда посещали богатые туристы, но только на час-два. Полюбуются скалами, пройдут по тесным переулкам и уезжают к руинам замка короля Артура или в другое место. И все же Ян приносил несколько шиллингов. Кажется, ему удалось спеть в баре или выгрузить бочонки на пристани.

В свободные часы он сидел возле меня. Громко читал и рассказывал о своем детстве. Верно ли, что на вашей родине самые красивые озера и реки? Самые лучшие леса и цветы на лугах? Я сказал Яну:

– У нас есть поговорка: «Каждая куропатка хвалит то поле, где ее гнездо».

Ян ответил:

– У нас тоже есть такая поговорка, про кулика.