– Конечно, – отозвался адвокат. – Я все устрою. Не огорчайтесь. Встретимся завтра утром.
Я повернулся к Биллу. Пришла пора прощаться.
– Пока, Сильвия!
– До свиданья, Билл!
– До свиданья, Питер!
– Покойной ночи, Билл!
Теперь мой сын обратился ко мне. Светлые волосы упали ему на лоб.
– Передай Жанне, папа, что я чувствую себя хорошо.
– Передам.
– Мне, папа, очень неприятно, что я столько накуролесил. Я не хотел этого.
Я смотрел на сына, на Транта, на эту страшную комнату, которая провела роковую черту между нашим прошлым и будущим…
– Теперь лучше уходите, – сказал Трант.
Мы вышли на улицу. Сильвия за все это время не обратилась ко мне ни разу и сейчас молча ушла вперед.
– Жак, пойдем домой, – тронул меня за рукав Питер. – Нас ждет Ирис.
– Нет, – коротко ответил я.
– Не дури, ты не должен быть один.
Я отвернулся от него. Это был мой любимый брат, и он хотел помочь мне. Но с меня достаточно разговоров, мне нужно побыть одному.
– Питер, я знаю, что делаю. Оставь меня. Билл не убивал Ронни.
– Меквир отличный адвокат. Он сделает все, что возможно.
– Я вытяну Билла из всего этого и найду убийцу Ронни.
Я резко повернулся, вырвал свою руку и пошел по третьей аллее. Все вокруг казалось мертвым: Ронни, Фелиция… И вдруг я понял: то, что я сказал Питеру, должно воплотиться в Дело. Ронни не стало и никто не в состоянии его оживить, но Билла я обязан спасти.
Я вернулся домой в четыре часа с мыслью немедленно позвонить Жанне. Но усталость давала себя знать. Я рухнул на кровать и забылся тяжелым, беспокойным сном.
Проснулся я после семи. Сон не принес облегчения, и я чувствовал себя отвратительно. Я заставил себя принять душ и переоделся. Хотелось кофе, но я боялся, что, если промешкаю, мне могут помешать видеться с Жанной, а я стремился к действиям. До 58-й улицы было недалеко, и я пошел пешком.
Стояло тихое утро. Из-за угла выехал грузовик с газетами, оставив на тротуаре упавшую пачку. Я заметил крупные заголовки «Дулитч». Через несколько минут об этом будет знать весь город. Теперь мы все – фигуры для обозрения: отец с разбитым сердцем, его жена, загадочная жертва и сын-убийца. Теперь мы стали публичной собственностью.
У дома Ронни никого не было. Я позвонил. Открыл Джонсон. Он был без формы, что свидетельствовало о несчастье в доме. Фелиция всегда шутила, что он родился в ливрее. Сейчас это был старик, ошеломленный, растерявшийся. Его лицо говорило о происшедшей трагедии.
– Ужасное несчастье, Джонсон, – сказал я.
– Не могу поверить, не могу…
– Мне надо повидаться с Жанной Шелдон. Она дома?
– Да, наверху у родителей. Мистера Билла арестовали?
– Да.
– Я должен был рассказать о мистере Билле, ведь он это говорил.
Может, он меня уже ненавидел? Ведь я – отец убийцы Ронни и должен возбуждать в нем только ненависть,
– Конечно, вы обязаны сказать все, у меня к вам нет претензий.
Я хотел пройти наверх, но вдруг старик попросил меня:
– Прошу вас, мистер Дулитч, поговорите с мисс. Ан-ни, я с трудом уговорил ее лечь в постель. Она совсем не может спать, ничего не ест. Вас она уважает, только вас она послушается.
Ни я Анни, ни она мне помочь не могли, но я решил выполнить просьбу старика.
Проходя мимо гостиной, я содрогнулся. Весь этот дом, совсем недавно наполненный жизнерадостностью Ронни, сейчас казался пустой скорлупой. Джонсон проводил меня до самой комнаты Анни и открыл дверь.
– Вы посмотрите, мисс Анни, кого я к вам привел. Сейчас принесу кофе, вот вы и позавтракаете…
Я чувствовал себя не в своей тарелке. Как Анни могла смотреть на меня? Видимо, как на человека, давшего жизнь чудовищу? А для меня каждый человек был потенциальным врагом, потенциальным убийцей Ронни, потенциальным предателем, охотящимся за жизнью Билла. Даже на Анни я не мог смотреть без подозрительности.
Но это была не Анни… Передо мной сидела, откинувшись на подушки, старуха. Она выглядела, как смертельно больной человек. Но одного не было в ее лице – враждебности.
В спальне Анни мне приходилось бывать и раньше, поэтому я сразу заметил, что в этой комнате что-то изменилось. Я стал всматриваться и наконец понял, что со столика Анни исчезли две карточки: Ронни и ее умершего жениха. Я вообразил, что она спрятала карточки в ящик стола, символизируя этим, что и ее жизнь закончилась.
Она указала мне на край кровати. Я присел.
– Ты знаешь, Анни, что я чувствую? Ведь я любил Ронни.
– Да, ты был ему искренним другом.
– И он мне, Анни. Но ты не должна сурово осуждать Билла. Он не убивал Ронни.
Она посмотрела на меня с изумлением.
– Но, Жак…
– Вчера вечером я думал, что это сделал он. Но потом Билл мне все рассказал. Револьвер он взял с собой для защиты: Бравада мальчишки. Ронни был прав, что выбросил его из дома. Но Билл не убивал. Он ушел отсюда за час до убийства и бросил здесь револьвер.
В этот момент я стремился только к одной цели: убедить Анни. Передо мной стояли уверенное лицо Траста, бегающие глаза Артура Фридлянда, я думал о тысячах граждан, читающих сейчас газеты и осуждающих Билла. И мне очень хотелось хотя бы одного человека убедить в невиновности моего сына.