Особенно хорошо исследованы такие культурно обусловленные различия в поведении орангутанов. При сравнении шести популяций, занимающих различные участки на Борнео и Суматре, были выявлены 19 признаков поведения, которые, скорее всего, передаются следующим поколениям через культурную традицию. Так, в одной популяции почти все орангутаны — сходно с шимпанзе — применяют орудия, чтобы добывать насекомых, в других пяти популяциях этого не происходит никогда. В некоторых популяциях животные сооружают укрытия от солнца, в других они этого не делают. В отдельных популяциях используют листья в качестве перчаток, чтобы не ранить руки колючими плодами или ветками, другим такие методы не знакомы. В одной популяции животные пользуются листьями как салфетками, вытирая ими с подбородка каучуковое молоко, в других пяти популяциях они этого не делают.
Таким образом, различное поведение у животных одного вида, обитающих на разных территориях, не обязательно обусловлено генетически, но может передаваться за счет социального обучения из поколения в поколение.
Есть ли у животных свое «я»?
Итак, животные способны думать, учиться у сородичей и применять орудия. Они изобретают новое и передают его из поколения в поколение. Все это было бы невозможным без высоких когнитивных способностей. Поэтому нет ничего удивительного в том, что за последние годы биологи поведения все чаще ставят вопрос о наличии у животных сознания. Возможно ли, что шимпанзе, слон, дельфин или собака знают, кто они такие? Знают, что знают другие? Понимают, что другие в той же ситуации имеют другую точку зрения? И могут ли они в своем поведении руководствоваться этими знаниями?
Долгое время считалось, что такие темы невозможно исследовать с помощью биологических методов. Ведь из наблюдений за поведением нельзя сделать вывод, лежат ли в его основе высокие когнитивные способности. Кроме того, грамотный исследователь биологии поведения сначала должен убедиться в том, не существует ли более простых объяснений.
Авторитетный приматолог из Цюриха Ханс Куммер в своих докладах любил иллюстрировать этот пункт следующим примером: павиана, занимающего в иерархии подчиненную позицию, яростно преследует доминантный сородич. Если доминанту удается поймать подчиненного, тот отчаянно отбивается, кусает доминанта и иногда сильно ранит. Во время преследования животные мчатся мимо куста. Внезапно подчиненный павиан резко останавливается и пристально смотрит внутрь куста. В ответ на это доминирующий павиан также останавливается и тоже разглядывает куст. Подчиненный использует этот момент, чтобы ускользнуть. Наблюдая за этой сценой, легко поддаться искушению интерпретировать поведение подчиненного как сознательный обманный маневр — будто бы тот высматривает в кусте опасность, которой на самом деле вовсе не существует, отвлекая таким образом доминанта. Будь это действительно так, это означало бы высший когнитивный успех, научно подтвержденный пока лишь для очень немногих видов животных. Однако вполне реально и более простое объяснение — павианы действительно увидели что-то в кусте, чего не заметил человек-наблюдатель.
В действительности на сегодняшний день не существует ни одного всеобъемлющего эксперимента, по результатам которого можно заключить: «У этого животного есть свое „я“, а у этого его нет». Однако за последние десятилетия разработаны новые методы, позволяющие приблизиться к решению вопроса о сознании у животных. Так, если у животных есть «я», то они должны узнавать себя в зеркале, должны знать, что видят самих себя, а не какого-то другого сородича.
Уже в 1970 году американский психолог Гордон Гэллап поставил эксперимент с шимпанзе, чтобы проверить эту гипотезу. Он на десять дней выставил зеркало перед вольером с животными и наблюдал, как реагируют на него шимпанзе. Сначала они обращались с отражением в зеркале как с чужим сородичем, визжали на него и угрожали. Однако эта реакция быстро ослабела, и вместо этого они стали использовать отражение, чтобы лучше узнать самих себя — чесали участки тела, которые не могли видеть без зеркала, удаляли остатки еды между зубами или строили гримасы, рассматривая себя при этом.
Их поведение заставляло думать, что они себя узнавали. Окончательным доказательством послужил тест, который Гэллап поставил на десятый день исследования. Он выкрасил каждому из четырех шимпанзе часть брови и уха в красный цвет так, чтобы сами животные этого видеть не могли. Затем стал наблюдать за происходящим: пока рядом не было зеркала, шимпанзе практически не прикасались к выкрашенным участкам, а если прикасались, то скорее случайно. Однако как только они увидели себя в зеркале, немедленно стали прицельно хвататься за раскрашенные красным части лица. Не было никакого сомнения — все четверо шимпанзе узнавали себя в зеркале.