Человек-звезда. Жизненный путь Гая Юлия Цезаря

Оказываться в подобной ситуации еще никогда не приходилось ни самому «потомку Венеры», ни его захваченным бельгами «и иже с ними» врасплох легионерам, совершенно не ожидавшим нападения, находившимся вне строя, по большей части — безоружным, расставлявшим палатки, короче говоря, занятым чем угодно, но только не готовым к бою. Ошеломленный нападением не меньше своих «контрактников», Цезарь тоже был не в состоянии с ходу организовать оборону. Бельги «со товарищи» просто не дали римском «дуксу» времени для отдачи необходимых приказаний в должной последовательности. Тем не менее, оказалось, что суровая муштра и железная дисциплина римской профессиональной армии в сочетании с чувством ответственности командного состава войска Цезаря, в первую очередь — примипилов и других центурионов, выслужившихся из нижних чинов — принесли свои плоды в этот в высшей степени критический момент.

Центурионы воткнули в землю заостренные нижние концы — «подтоки» — древков боевых значков, приказав приведенным внезапным нападением в смятение легионерам собраться, стянуться к знаменам (которые потому и были названы «стягами», что вокруг них стягивались, образуя одно целое, воины). И каждый легионер поспешил занять свое место в «суровом солдатском строю» там, где в данный момент находился, вне зависимости от того, присоединялся ли он к своему или к чужому подразделению. Многие из спешивших встать в строй «контрактников» не имели при себе никаких доспехов и никакого иного оружия, кроме гладиев (и, надо думать, пугионов), но это в сложившейся критической ситуации значения не имело. Тем временем бойцы, оказавшиеся на переднем крае, уже вступили в бой. Всякое другое войско, кроме римского войска Гая Юлия, вне всякого сомнения, было бы охвачено паникой и обратилось бы в «гиблое бегство» (используя выражение Эсхила из трагедии «Персы») из недостроенного лагеря. А вот «контрактники» Цезаря быстро сформировались в центурии, манипулы, когорты, легионы.

Вокруг Цезаря, отдававшего, с высоко воздетыми руками, самые необходимые приказы с высоты конской спины, «ряды свои сомкнули» (как писал «наше всё» Александр Сергеевич Пушкин в поэме «Полтава») Десятый и Девятый легионы. Между тем, хладнокровный в любой ситуации Тит Лабиен на левом фланге уже успел оттеснить атребатов обратно к реке. Сражение разгоралось.

Военная Фортуна, как известно, переменчива. Вот она и колебалась, отдавая предпочтение то одному, то другому противнику. Вследствие незнания Цезарем местности и отсутствия связи между отдельными легионами проконсулу было очень нелегко держать «битвы поле роковое» (как писал тот же Пушкин в той же «Полтаве») в своем поле зрения. Правое крыло римлян с трудом сдерживало неистовый натиск галлов под предводительством самого Бодуагната, отрезавшего Седьмой и Двенадцатый легионы от центра римского войска, обратившего римскую конницу в бегство и все туже стягивавшего кольцо вокруг немалой части армии Цезаря, отрезанной от своих. Треверы (конные авксилиарии-германцы[83]), решившие, что «все пропало», покинули поле сражения, сообщая по дороге всем и каждому, что римляне разбиты и уничтожены.

В действительности же все было совсем иначе. Выдающаяся личность и незаурядная харизма императора смогли возродить боевой дух же наполовину истекшего кровью легиона. Проконсул (не успевший впопыхах ни вооружиться, ни надеть доспехи) приказал подать себе щит, быстро занял место в первом ряду (как и в битве с гельветами), громким голосом называя центурионов по имени, ободряя легионеров, приказав увеличить промежутки между легионерами своих когорт, чтобы слишком тесный строй не мешал воинам орудовать мечами. Отвага Цезаря и его сила внушения в тот день творили подлинные чудеса. Ему удалось обеспечить выход из «котла» двух окруженных галлами легионов. Проконсул руководил сопротивлением до тех пор, пока Лабиен, верно оценивший обстановку с вершины холма, не направил на помощь своему изнемогавшему под неприятельским напором «дуксу» Десятый легион. Почти одновременно на поле битвы появились два свежих легиона, шедших в арьергарде. Их своевременный подход окончательно склонил Фортуну на сторону римлян.

Теперь в окружении оказались уже не римляне, а нервии. Они дрались, как настоящие герои, образуя своими телами «живую крепость», долго сопротивлявшуюся разъяренным до полного озверения римским «контрактникам». Нервии в полном смысле слова умирали, но не сдавались, продолжая сражаться на целых «горах кровавых тел» (используя выражение Михаила Юрьевича Лермонтова из его поэмы «Бородино», не менее прославленной, чем пушкинская «Полтава»). Израсходовав свои метательные копья, изломав мечи о римские шлемы, щиты и доспехи, бросив свои собственные, исколотые и изрубленные «ромулидами» щиты, нервии бросались на римлян, как дикие звери, пуская в ход последнее, оставшееся у них, данное им природой оружие — ногти и зубы…