Человек-звезда. Жизненный путь Гая Юлия Цезаря

Вообще-то не нужно было тратить особых усилий на то, чтобы влюбить в себя Цезаря, разжечь в его сердце огонь любовной страсти. Наш Гай Юлий с юных лет пользовался вполне заслуженной им репутацией страстного и искусного любовника — скажем прямо, любил Цезарь это дело, не зря же он был потомком не кого-нибудь, а Венеры, богини любви! — и всякой более-менее обаятельной, привлекательной, но, главное — сообразительной представительнице «слабого пола» было совсем нетрудно завлечь его в «ласковые сети». Светоний, большой любитель всяческих слухов и сплетен (в том числе — альковных), приводит в своей биографии «Божественного Юлия» довольно длинный «донжуанский» список любовных похождений Цезаря, его многочисленных «сударушек» — от законных супруг римских «некоронованных царей» до самых настоящих, коронованных, цариц Востока, и далеко не случайно «контрактники» Гая Юлия, следуя за его триумфальной колесницей, оглашали стогны Рима песенками вроде:

«Египетская змейка» Гая Юлия

«Прячьте жен: ведем мы в город лысого развратника. Деньги, занятые в Риме, проблудил ты (Цезарь — В. А.) в Галлии».

Следовательно, и в Галлии Гай Юлий проявлял ничуть не меньшую активность на любовном фронте, чем в других местах…

Но все его прежние амурные похождения были ничто по сравнению с нешуточной, подлинной страстью, охватившей Цезаря уже на склоне лет. То, что так восхитило его в молодой египетской македонянке (или македонской египтянке, как кому больше нравится) и настолько привязало его к ней, что он однажды, к ужасу всей «староримской» аристократии, дерзнул пригласить эту «змею» в столицу Римской «мировой» державы (всерьез опасавшейся вскоре стать свидетельницей того, как «варварская» царица будет державно править Римом с высоты Капитолийского холма!), было, вне всякого сомнения, чувством сокровенного и подлинного счастья повстречать на жизненном пути истинно родственную душу.

Вполне можно представить себе, что Цезарь, поддавшийся любовным чарам Клеопатры, снова открыл, обрел и узнал в этой пленительной восточной женщине самого себя — ту же отчаянную готовность на все ради достижения цели («аut Caеsar, аut nihil», «быть или Цезарем, или — никем»), ту же ловкую изворотливость на пути к этой цели, ту же готовность нарушать по мере надобности все и всяческие правила и запреты (или, как говорят у нас теперь — «табу»), ту же вполне искреннюю уверенность в своей особости, инаковости, переходящую в совершенно оправданное сознание своего несомненного превосходства, ту же радость от ощущения своей власти над людьми, ту же силу воли в сочетании с гибким умом и здоровым цинизмом, и все это — в образе прелестной, молодой, красивой внешне (пусть даже по-своему, но ведь «боги любят разнообразие»), по-эллински образованной женщины высокой внутренней культуры. К тому же в жилах Клеопатры (отнюдь не «варварки», вопреки нелепым предрассудкам «староримского» нобилитета) текла благородная кровь Птолемеев-Лагидов, прямых потомков первого царя эллинистического Египта Птолемея Лага, или Сотера (по-гречески — Спасителя) — молочного (и, как полагали многие — единокровного) брата непобедимого василевса Александра Македонского, гегемона Греции и царя всей Азии до самой Индии, возводившего свой род к Ахиллу и Гераклу, сыну Зевса — аналог римского Громовержца Юпитера, а впоследствии — и к самому богу Аммону (египетскому аналогу того же Зевса-Юпитера)…

Реконструкция внешности Клеопатры VII на основании ее сохранившегося бюста

На момент встречи с Клеопатрой в Александрии Гаю Юлию было пятьдесят два года. Вполне возможно, что в своей хитроумной и очаровательной возлюбленной, годившейся ему по возрасту в дочери, он и впрямь увидел нечто вроде дочери, которой ему было просто невозможно отказать, даже в тех случаях, когда Цезарь разгадывал ее хитрости и осознавал, что Клеопатра его попросту использует, беззастенчиво эксплуатируя испытываемые к ней Гаем Юлием смешанные супружески-отеческие чувства.

Трудно сказать, было ли чувство, испытываемое Клеопатрой к Цезарю, столь же сильным и искренним, как и чувства диктатора — к ней. Позднейшие историки, в первую очередь

— конечно, римские, враждебные всему неримскому, так сказать, «по определению», превратили в своих сочинениях царицу Верхнего и Нижнего Египта и возлюбленную Гая Юлия в некую роковую женщин-«вамп» (то есть, попросту говоря — вампира-кровососа), расчетливую и злокозненную бестию, коварную ядовитую змею, обуянную неудержимой похотью иноземную блудницу, стремившуюся достичь, через постель очарованных ею первейших мужей Рима — Юлия Цезаря, а затем Марка Антония — власти над всем обитаемым миром.