Она еще некоторое время нежилась перед зеркалом, оглаживая плечи и бедра, которые от ласковых прикосновений покрывались пупырышками. Затем достала из комода французское белье фирмы «Марк и Андре», надела прелестные, вишневого цвета, с кружевами и стразами, трусики. Просунула руки в бретельки и накинула на пышные груди кружевной невесомый бюстгальтер, не торопясь застегнула на спине миниатюрные крючочки. Любовалась собой, сожалея, что ее зрелая обольстительная красота недоступна для глаз истинного ценителя, того, кому бы она охотно поручила застегнуть заветные крючочки бюстгальтера.
Она расчесала гребнем душистые, с золотистым отливом волосы. Из ларца, полного косметических флаконов, коробочек, тюбиков, извлекала помаду, слегка усиливая яркость и без того свежих пунцовых губ. Нанесла на веки перламутровую пыльцу, словно взятую с крыльев экзотической бабочки. Погрозила себе самой в зеркало пухлым пальчиком и вздохнула, услышав в дальней комнате тяжелую поступь келейника отца Ферапонта, обладавшего множеством достоинств, кроме одного. Выходец из простонародья, он был слишком груб и тороплив в обращении с женщиной, и ему были неведомы такие понятия, как флирт и галантное ухаживание.
Шаги приблизились и замерли у нее за спиной, и Евдокия Ивановна, не оборачиваясь, сдвинула лопатки и привычно попросила:
— Застегни лифчик, Ферапонтик.
Почувствовала прикосновение властных и нежных рук, умело застегнувших бюстгальтер. Обернулась. Перед ней стоял Маерс в парадной форме американского моряка, и утреннее солнце играло на его позументах и кортике.
— Боже мой, господин Маерс, какой сюрприз! В столь ранний час!
— Владыко, морская пехота США действует без предупреждения. Нас замечают тогда, когда мы уже в спальне, — куртуазно пошутил Маерс, вдыхая запах парного молока и фиалок, исходящий от Евдокии Ивановны.
— Садитесь, господин полковник. Нельзя же вечно стоять.
Евдокия Ивановна указала гостю на уютный диванчик. Сама же уселась в кресло напротив, положив ногу на ногу, так чтобы Маерс видел ее ухоженные ноги с малиновым педикюром.
— Чем обязана столь ранним визитом? Или американская администрация начинает рабочий день с визитов к православному духовенству? Кстати, господин полковник, какого вы вероисповедания, если не секрет?
— Я мормон, но предрасположен к православию.
— А я, при нашем первом знакомстве, решила, что вы иудей. Но это, поверьте, ничуть не уменьшило моего расположения к вам.
— Бог един, и каждая религия открывает одну из граней божественного кристалла.
— Мне близки ваши взгляды. Наша церковь приветствует в вашем лице, полковник, новую администрацию города.
— Вас не смущает, что теперь над городом П. развевается американский флаг?
— Всякая власть от Бога, полковник. Наша церковь молилась за царя. Молилась за Ленина и Троцкого. Молилась за Сталина. Когда была необходимость, мы молились за Гитлера. Сегодня, во время литургии, я буду молить Господа, чтобы он даровал благополучие великой Америке.
— Я сообщу об этом в Государственный департамент, Владыко, и это прибавит нам силы в борьбе с международным терроризмом.
Они сидели напротив друг друга. Маерс играл золоченым кортиком, а Евдокия Ивановна слегка откинулась на диване, чтобы Маерсу лучше была видна пикантная складка на ее животе.
— Я рада, полковник, что вас не удивляет мой вид. Мне кажется, что во время своего первого визита вы уже догадывались, что черная борода и густой баритон не более чем дань обряду. Обряд не выше духа. А духовный сан не означает монополии мужчин на служение Господу. Женщина — епископ, по-еле предстоящей реформы церкви, станет украшением наших церковных соборов.
— Католичество знает случаи, когда женщина становилась папой римским. И все же, владыко, мне крайне любопытно узнать, каким образом вам удалось достичь столь высоких вершин в церковной иерархии и при этом сохранить свое женское очарование.
— Вам интересна моя история? Извольте. — Евдокия Ивановна отбросила с плеча золотистую прядь, села поудобнее, отчего стразы на ее кружевном белье сверкнули так, что Маерс невольно заслонился от этих алмазных брызг.
— Я родилась от отца, который был известнейший в России архиепископ, не стану называть его имя, и от его келейницы, которая помогала ему в его немощах, делала массажи и стелила постель. Видимо, после одного такого массажа я и родилась, дитя греха. Батюшка был подвержен страстям, и его страсти не умещались в подрясник.
Евдокия Ивановна вытянула свою белую полную ногу в сторону Маерса, почти касаясь его, и ее ухоженные пальчики с малиновым маникюром соблазнительно шевелились. Но внимательные глаза Маерса не обращали внимания на соблазн. Солдат и разведчик, он не поддавался на искушения.