Концентрация вокруг Москвы была сплочением вокруг одной правды Православия, одной семьи московских Государей, вокруг одной сильной власти и вокруг одного правопорядка.
Подражая митрополиту, взявшему в свой титул словосочетание «всея Руси», московские Государи начиная с Ивана Калиты именуются «великими князьями всея Руси». Этим они как бы поставили рядом с собой национальное знамя, возле которого предложили объединяться всем остальным князьям. Великокняжеская Москва, поселившая у себя митрополита «всея Руси», со временем усилиями своих Государей стала духовным, государственным и одновременно национальным магнитом.
Раз встав на эту дорогу собирания земель вокруг московского княжеского Дома и Дома Пресвятой Богородицы, великие князья всея Руси проводили свою устроительную жизнедеятельность с редкой в истории всесокрушающей последовательностью.
Наравне с территориальным ростом укрепляется и власть Московских Государей внутри их государства. Постепенно увеличивается территориальная доля старшего сына при наследовании Московского княжества. Будучи защитниками и покровителями Православия, они с помощью духовенства в глазах своих подданных становятся все более почитаемыми, богоустановленными властителями, хлопочут об упрочении принципа наследственности своей власти, заботятся об увеличении и улучшении своего войска, обретают ореол защитников слабых и обездоленных.
Помощь Божия и благоверное трудолюбие на своем властном служении создают в облике Московских Государей национальных лидеров, к которым стекаются и служилые бояре, и простой русский люд. Служить Москве становится престижно и выгодно.
Московские удельные князья становятся грозными всероссийскими царями, покоряющими постордынские мусульманские государства на востоке и ведущими на западе постоянную борьбу с экспансией Литвы, Польши, Ливонского Ордена и Швеции.
В XVII столетии Московское государство переживает великую Смуту, религиозный раскол, постоянно ведет войны и гигантскими шагами расширяет свою территорию. Именно эти усилия по увеличению территориальных, людских и финансовых ресурсов позволяют провести столь сложную и не всегда идеальную по произведенным затратам Петровскую модернизацию.
Старая Москва строила свое государство основательно и прочно. Все, что в процессе приобретения было оплачено русской кровью, русским народом и осваивалось.
Государственные люди и ученые книжники Москвы не отличались внешним, часто пустым европейским блеском, они были олицетворением здравого национального смысла и государственной целесообразности.
Все, что хоть раз побывало в московских руках, считалось уже навсегда русским, и вернуть его пытались с удвоенной силой, даже если неоднократно теряли вследствие многочисленных войн.
Относясь к петербургскому периоду с большим уважением и любовью, необходимо все-таки констатировать, что тогда хуже приводили к общему государственному знаменателю вновь покоренные земли и народы, чем в московские времена, присоединяя часто лишь военными усилиями, без приложения усилий в других сферах государственной жизни.
Крепость государственного единства земель и народов, присоединенных в московский период, не смогли разрушить даже большевистские и либеральные погромы XX столетия. Земли современной Российской федерации аккурат составляют территориальный и народный костяк, добытый Московскими Государями.
8. Профессионально-корпоративный социальный строй будущей Монархии
Предлагаю нашим читателям подумать над тем, как возможно отказаться от бесполезных партий и от строительства народного представительства на основе партийных политиканов.
Несмотря на идеологическую демонизацию либеральной и социалистической мыслью (в стиле «ну не восстанавливать же нам старые сословия!»), профессиональное расслоение остается наиболее реальным и естественным социальным делением. В истории России сословия всегда были профессиональными общественными группами, которым государство поручало отправление определенных обязанностей, при исполнении которых давало соответствующие общественные права, часто наследуемые. Сословным же строем был такой, в котором государство строилось на специализированных слоях общества, а не на атомизированных личностях, как это провозглашается в доктрине «гражданского общества».
Если посмотреть на участие партий в управлении государством не как на окончательно решенный вопрос, а как на проблему, то возникают вполне естественные вопросы. А почему, собственно, представительство должно быть политическим, а не профессиональным? Разве для государства интересней, важней узнать политические пристрастия своих граждан, чем их общественные, народные нужды как представителей корпоративных социальных групп? Что важнее для жизни государства — иметь политические партии или профессиональные союзы?