Чемодан

На чем, собственно, мы остановились? Каждое утро мы отмечали: дождь, холод, старею, вот щеку избороздила глубокая, извилистая морщина, съесть шпинат на ужин и в таком духе. — И вдруг! Бог мой! дикари! По вечерам около пяти, в тот час, когда нервы успокаиваются, когда впереди нет ничего, кроме партии в петанк, дикари выстраиваются на горбатом мосту и закрывают мощными спинами закат; да, они прочертили границу мелом, а если они ее нарушат? Ах, говорят же ребенку: «Вот тебе оплеуха, а то плачешь без повода». Мадам Бюдвиль решила нарядиться, блузка по моде девятисотого года, бордовый веер с дамским портретом и кружевом по краю, дети, высыпавшие со школьного двора после уроков, не отставали от нее ни на шаг, возможно, из-за детей они изменили своей привычке гоготать во все горло. В чем разница, почему они не смеялись над короткими плиссированными юбочками и красными большими пальцами, торчавшими из протертых до дыр туфель? — Каждый вечер двое служащих уходили с арсенала ровно в шесть часов, брели по набережной и под градом насмешек вели разговоры с рыбаками. Они принимались толкать друг друга в бок, стоило этим двум показаться в дверях огромного здания и пойти через двор мимо старых, уже никому не нужных (?) пушек, боже мой, он расстрелял меня красными ядрами, а теперь сидит себе в кабинете, образцовый семьянин. Может, и они стреляли красными ядрами, небо вдоль и поперек исполосовано падающими звездами?

— Что их так разобрало?

— Они потешаются над нами. Но почему?

Хорошие отцы, примерные мужья, отличные игроки в петанк.

По крайней мере, именно такое впечатление они производили; за пять минут до звонка они снимали шерстяные нарукавники, хрустели суставами и ровно в полдень и в шесть выходили на улицу через большую дверь. А у них есть кабинеты? Рассевшись вокруг костра, они жрали мясо. Их видно сверху, с крыши церкви, где ангел пучит белые орбиты без зрачков, зато какой взгляд, почище, чем у идиота.

— Пошлите к ним идиота.

Нет, над идиотом они не смеялись.

— А что их смешит?

Моя мать, она везла с рынка сумку на колесиках, зацепилась туфлей за колесико, споткнулась, рассыпала все, яблоки укатились в реку, смешная?! Или же Б., глубокий старик, который упал и сломал шейку бедра, смешной?! Давайте устроим шествие с увеселениями, с карнавальными повозками, дадим им повод посмеяться. Одной мадам Б. с ее нелепым нарядом явно недостаточно. Она подошла ближе, блузка девятисотого года, веер, складной зонтик с ручкой из слоновой кости. Мадам Б. мела пыль подолом, обшитым тесьмой, то и дело прыскала со смеху, жила в старом доме, окна на набережную, но квартирка тесная, любовники томились в ожидании на кухне, ей бы квартиру побольше и чтобы двери со стеклянными вставками.

— Эта тварь?

— Послушайте, Эрминья. Ну, будьте вы благоразумнее.

— А вы собственно как с ней познакомились?

— Как и остальные. Измените свое отношение, она — брандер, который пускают в порт, чтобы поджечь вражеские корабли. Они со смеху умрут, когда ее увидят. Желаете смеяться? Смейтесь.

И Жозефу мачеха говорила: «Хочешь поплакать? Хорошо, вот тебе повод для слез», — и пощечины сыпались дождем, потом он поднимал голову к небу, редкие капли падали на умиротворенное лицо.

Итак — городской совет в сборе — итак мы организуем шествие. Нет, как вы себе представляете наше появление на набережной?!

— А что? Со своими перископами они даже наши центральные улицы держат под наблюдением. Ничего от них не утаишь. Похоже, подзорные трубы — их главное изобретение, больше в жизни они ничем не интересовались.

Так оно и было. Едва покинув пещеры — они сидели внутри, тесно прижавшись друг к другу, лицом к лазу и, не отрываясь, следили за тенями от огромных языков пламени — кто, господи, кто зажег им огонь? — ритуальное шествие удалилось и heavily vanish, о господи, одна маска принесла камни для очага, вторая бамбуковые палочки для трения — благодаря случайному толчку в развитии они покинули пещеры и сразу принялись изобретать. Убийство ближнего им радости не приносило, зато, лежа на желтой земле, установив подзорные трубы на животах, обтянутых шелком, они любили рассматривать Волосы Вероники или Летящего дракона, или следили за Колесницей Сунь Ятсена и Небесного Стрельца, как и они, натянувшего тетиву. Неожиданные повороты судьбы… семьи, разорившиеся на потере потребительского спроса, городской промышленник, например, лишился целого состояния после заключения мира в Корее и Индокитае — весь город наблюдал прощальный променад вчерашних богачей. Они, молчаливые, с идеально прямыми спинами сидели под солнечными зонтиками в экипаже с кучером на козлах, это в нынешние времена, когда небо и море медленно развернулись на туристических картах с мотелями, в двери которых по ночам стучатся осьминоги и акулы. Боже мой! Оноре! Какое благоденствие царило в стране.