Чемпион

– Да вы чего, мужики?!

– Закрой хавальник, падла! – гаркнул Степан, сжимая кулаки и приподнимаясь со своего места.

– Не горячись, – остановил его Стержень и повернулся к Расиму: – Так мы тебя слушаем. Есть, что ответить по делу?

Насрулаев молчал очень долго. Морщил лоб, зыркал глазами, переминался с ноги на ногу и чесал мускулистый живот. Наконец заговорил, презрительно кривя тонкие губы:

– Она сама согласилась. Я денег ей мало дал, вот она и накатала заяву. Сука! С ней уже, наверное, поговорили, чтобы она ее забрала.

– Сколько же ты ей заплатил?

– Что сколько? А-а-а! Сто рублей дал.

– Действительно, мало. Только ведь не было никаких денег!

– Как не было, когда были?!

– Она ж еще девчонкой была. На хрен ты ей приперся со своей грязной тачкой и ста рублями?

Насрулаев растерянно заморгал.

– Ну и что с тобой делать? – Стержень аккуратно сложил «маляву». – Молчишь? Народ, как с ним поступим?

– Петушить! – первым высказался культурист, арестованный за вымогательство.

– Опускать, – поддержал его мастер спорта по боксу, неудачно ввязавшийся в ресторане в пьяную драку.

Остальные молчаливо поддержали. Расим вытаращил глаза и шагнул назад:

– Да вы чего, мужики? Она ж телка, она ж для того и предназначена… Вы чего?! За нее?!

– Ты в своем кишлаке себя так же ведешь? – не повышая голоса, уточнил Стержень. – Или там страшно? Там старейшины, мулла, шариат… А у нас, значит, можно?

– Так если она сама нарывается! Наши женщины так не ходят. А у нее юбка – во, и здесь все просвечивает!

– Не тебе решать, как ей одеваться.

Стержень выразительно посмотрел на Степана, потом на культуриста с боксером. Те начали подниматься. Расим попятился еще дальше.

– Минуту! – Я встал. Стержень кивнул, как бы предоставляя мне слово для выступления.

Я вышел из-за стола и приблизился к Расиму. Он сделал еще три шага назад и уперся в дверь. Прижался к ней спиной, опустил сжатые в кулаки руки, наклонил голову. Я не видел его глаз, только мохнатые черные брови и тонкий нос, крылья которого подрагивали, придавая сходство с загнанным зверем.

– Низам твой родственник?

– Брат.

– Родной?

– Родной, да. Двоюродный.

– Зачем ты к нему приезжал?

Он не понял вопроса. Ладно, подойдем с другой стороны. Я решил проверить догадку, которая давно оформилась в моей голове. И которую я, наверное, никогда не стал бы проверять, не подвернись мне сейчас такая возможность.

Еще в госпитале я вспомнил ряд моментов, на которые в свое время не обратил внимания. Оксана во время нашей первой встречи уже знала, что я женат. Знала, что я из Ленинграда. И знала, что я вырос в военном городке.

– В октябре восемьдесят седьмого были соревнования. Низам хотел, чтобы я выиграл у генеральского сына?

Расим вскинул голову и прищурился. Кажется, до него сейчас только дошло, что я – тот самый Чемпион, который служил с его братом.

Он отрицательно помотал головой. Хрен знает, что это значило. Я не стал гадать. Я подсечкой сшиб Насрулаева на пол и принялся мучить. Культурист и Степан пришли мне на помощь. Культурист держал Насрулаева за руки, Степан затолкал ему в рот полотенце и сел на ноги. Я воздействовал на болевые точки, не оставляя следов. Начал с легкой боли и постепенно увеличивал силу воздействия, периодически повторяя вопросы. Насрулаев извивался и мычал, но освободиться не мог. Он весь покрылся потом, глаза вылезли из орбит. В какой-то момент мне стало противно. Но я вспомнил про опущенного Телятникова и про свой бой с Улугбеком и усилил нажим. Расим обмочился и замер. Грудная клетка бешено вздымалась, глаза смотрели в одну точку. Степан выдернул полотенце. Я спросил:

– Ну что?

Насрулаев заговорил безжизненным голосом:

– На тех соревнованиях делали ставки. Все были уверены, что ты проиграешь. А Низам поставил на тебя.

– И много он выиграл?

– На две «Волги» хватило.

– Кто был с ним в доле?

– Он мне не рассказывал.

– А Оксана?

– Они вместе уже лет пятнадцать. Росли в соседних дворах. Он ей… Ее первый мужчина. Она тогда в пятом классе была, а он уже с «цеховиками» работал, деньги имел, мотоцикл купил… Когда его чуть не посадили, она его через отца отмазывала от ментов. И в часть эту пристроила…

Можно было еще уточнить много всякого, но я не стал этого делать. Слишком мерзко стало на душе… Не знаю уж почему. Я растянулся на своей шконке и безразлично наблюдал, что делают с Расимом дальше.

Ему связали щиколотки, а руки завели за спину и вздыбили так, что затрещали лопатки. Каким-то предметом выбили передние зубы. Претендента на роль главного опускальщика долго не находилось. Я не хотел, чтобы вызвался Степа. Но у него такого желания как будто бы и не возникло. Он ограничился тем, что держал правую руку Расима и наступил на связанные ноги. Боксер не стал вообще участвовать в процедуре. Как только Расим был установлен в нужную позу, он ушел к столу и наблюдал за происходящим оттуда. Нервно хихикая, к Расиму подошел один из молодых парней, не занимавший в нашей «семье» заметного места.