Чемпион

Наконец, погрузка была закончена. Двери фургона закрылись бесшумно, дверь склада опять заскрипела и завибрировала. Газик развернулся и покатил к КПП. Стоя на пандусе, начкар смотрел ему вслед, пока он не выехал на шоссе. Потом положил что-то во внутренний карман кителя и торопливо направился к караульному помещению, шаря лучом фонаря по кустам вдоль асфальтированной дорожки. Откуда-то из-за угла вынырнул часовой. Висящий на плече автомат казался длиннее солдата. Начальник караула остановился, что-то спросил, угостил подчиненного сигаретой и еще быстрее, чем раньше, зашагал к караулке.

Через несколько минут после того, как грузовик скрылся за поворотом, с другой стороны шоссе показалась легковая машина. Она мчалась быстро и неровно. Я подумал, что водитель пьян. Напротив дырки в нашем заборе машина вильнула к обочине и с визгом остановилась. Двигатель продолжал работать, фары горели, мешая мне рассмотреть марку машины. Стекла кабины были опущены, я слышал резкие голоса, среди которых различался голос Низама и чей-то смех. Потом хлопнула задняя дверь, легковушка рванула с места и унеслась. Низам полез через дырку, ударился головой и, замерев, громко выругался. Мимо санчасти он шел пошатываясь и поднимая пыль сильнее обычного. Из кармана штанов торчало белое горлышко поллитровки.

Я представил, как легко смогу его догнать и убить. Я сверну ему шею быстрее, чем он успеет глазом моргнуть. Это нужно не Телятникову. И не Гуклеру. Это нужно мне.

Я посмотрел на свои руки. Они немного подрагивали, но я был уверен, что справлюсь. Решение было твердым и окончательным. Но – не сейчас. И не завтра. Подождем до отправки в Афган. Сделать – и укатить. Пусть потом его земляки меня ищут. Я буду рад с ними встретиться на своей территории. Или в крайнем случае на нейтральной.

Я посмотрел в удаляющуюся сутулую спину. Топай-топай, покойник!

2

Утром Пекуш и Смеляков пришли вместе. Пока доктор изучал мои зрачки, мерил пульс и давление, командир взвода с безучастным видом сидел на табуретке и смотрел журналы. Когда Смеляков, бодро оповестив, что я иду на поправку и в стационарном лечении скоро не будет нужды, удалился, Пекуш жестко посмотрел на меня:

– Черт знает что в нашем взводе творится! Телятников сбрендил и подался в бега.

– Его отловили?

– Конечно! Пока сидит в комендатуре.

– Что с ним будет теперь?

– Скорее всего, отделается легким испугом и вернется сюда. Командир не склонен раздувать дело.

Я подумал, как бы на моем месте построил разговор Холоновский. Всегда можно найти компромисс, если к тому есть добрая воля сторон… Так, кажется, он говорил?

– Валентин Юрьевич, вы ведь наверняка знаете, что в действительности произошло с Телятниковым. Если нет, я могу рассказать… – На самом деле рассказывать мне совсем не хотелось. Не знаю, как я поступил бы, сделай Пекуш удивленное лицо. Но я рассчитывал, что он не станет вилять, и не ошибся в расчетах. Помедлив, он утвердительно кивнул, и я продолжил: – Может быть, его лучше перевести в другую часть?

– А ты уверен, что он там приживется? Маменькиных сынков, которые не могут постоять за себя, в любом мужском коллективе не любят. А у нас еще не самый худший. В другой округ его никто не станет переводить. Ну, отправится он в полк за триста километров отсюда, и что? Через неделю там все будут все знать, даже если он никому и слова не скажет. К переведенным везде относятся с подозрением, а он простейшей проверки на вшивость не выдержит. У нас тут полтораста человек, а там будет тысяча. Да он на второй день просто повесится!

– Он и здесь повесится, если вы его обратно вернете.

Пекуш покачал головой:

– Не повесится, мы с ним вчера говорили об этом. Я почему к тебе и пришел, почему и говорю так откровенно – не надо затевать бучу. Насколько я тебя изучил, ты на это способен. В роте два человека на это способны. Ты – и тот, с которым у Телятникова вышел конфликт…

– То есть Низам? А из-за чего у них вышел этот самый конфликт, Валентин Юрьевич? Вы, случайно, не знаете?

– Из-за того, что Максим – полное чмо. В каждом призыве находятся два-три таких тормоза, которые портят жизнь всем остальным. Вот из-за этого и конфликт. Не согласен?

Я неопределенно передернул плечами. Пекуш внимательно посмотрел на меня, кивнул и продолжил:

– Телятникова больше не тронут. В октябре половина черных уволится. Среди новобранцев должно быть много русских, так что оставшиеся полтора года он как-нибудь перекантуется. И лучше уж здесь, под нашим присмотром, чем в новом месте. Поэтому я и хочу, чтобы ты эту историю не раздувал. Межнациональные отношения – вещь серьезная. Ты, может, не знаешь, но таджики с дагестанцами раньше здорово цапались. Нам удалось это погасить, но если конфликт подтолкнуть, все может заново начаться. Последствия будут непредсказуемыми. Одно можно сказать наверняка: неприятности будут у всех, а не только у командира или, скажем, меня. Подумай об этом…

– Хорошо, Валентин Юрьевич. Я согласен. Я не буду ничего раздувать и поднимать бучу.

– Я знал, что на тебя можно рассчитывать.

– Но у меня есть одно условие.