Чемпион тюремного ринга

– Может, в санчасть? – проговорил изнуренный узник со следами былой интеллигентности на лице.

– Перечить будешь? – вскричал Дыркин и огрел мужчину по спине.

Тот взвыл, кинулся с товарищем выполнять приказание.

– А вы чего встали? – взвился Дыркин, потрясая дубинкой. – Забыли, что у вас по регламенту? К корыту бегом марш! Две минуты на водные процедуры, время пошло!

Это действительно было стадо баранов. Ежедневные измывательства и каторжный труд превращали узников в каких-то бессловесных роботов. Люди отталкивали друг друга, чтобы ополоснуться в ржавой продолговатой емкости, похожей на корыто для свиней.

Илью закружило. На миг он ощутил себя органичной частью этой безропотной массы. Ткач тянул руки, чтобы зачерпнуть тухлую воду, ерзал, подпрыгивал, вспоминая, что забыл навестить сортир. Теперь, черт возьми, придется терпеть.

Толпу обступили заспанные автоматчики, матерками погнали через двор, приказывали строиться. Взлетали приклады, кричали «счастливчики», получившие по голове и плечам. Илью пока обходила эта доля, но Литвиненко уже досталось. Он держался за висок, в который прилетел удар. Узники выбегали на центральную аллею, строились в колонну по два.

– Шагом марш! – скомандовал военный с отличительными знаками сержанта.

Колонна, нестройно покачиваясь, зашагала в столовую. Люди вбегали в нее по одному. Они выскакивали из строя, мнущегося у крыльца, пригибали голову и закрывали ее руками. Так делают зэки на этапе, когда их пересаживают из «столыпина» в автозак.

Толпу окружили автоматчики в темно-зеленом камуфляже. Рычали, рвались с поводков овчарки.

Рядом с крыльцом, заложив руки за спину и расставив ноги, стоял подтянутый офицер с гладко выбритым скуластым лицом. Он надменно наблюдал, как узники вбегали в столовую.

– Начальник охраны Вальтер, наш оберштурмфюрер, – пробормотал Богомол, презрительно поджав губы. – Никакой он не немец. С фамилией повезло. Сам из западных украинцев. Павел Родионович его величают. Служил в одной из закарпатских частей. Месяц провоевал в Донбассе, загубил свою роту, сдал ополченцам важную стратегическую позицию. Под суд не загремел, имел полезные связи. Из Донбасса его быстренько турнули, пристроили сюда. Уж тут-то он ничем не рискует, может полностью раскрыть свой незаурядный потенциал.

Илья тоже вбежал в столовую, стараясь не смотреть офицеру в глаза. Ведь бешеные собаки этого не переносят.

Видимо, здесь и раньше была столовая. Нормальные столы и стулья укропы заменили удлиненными тумбами и грубыми лавками.

– Шесть минут, недоноски! – орала охрана.

Раздатчики пищи четко знали свою роль. Это была жалкая пародия на армейский быт. Кто-то тащил алюминиевый чан, кто-то – стопку мисок. Ели грязными ложками. Повара не нанимались мыть посуду всякому отребью.

В миску Ильи из поварешки шлепнулась какая-то серо-желтоватая субстанция, в которой с трудом угадывалась ячменная каша. Яство подозрительно пахло, имело комковатую консистенцию. Это была не каша, а испытание силы воли и выдержки.

Он должен был есть, иначе откуда взяться силам? Ткач ел, перекрывая подачу кислорода из носа, чтобы не чувствовать вкус. Илья с трудом удерживал рвотные спазмы внутри организма. Он схватился за алюминиевую кружку, в которой находилось подобие чая, стал жадно пить, избавляясь от остатков каши во рту.

– А ты молодец, старлей, – прошептал ему на ухо Литвиненко. – Все правильно, надо есть, иначе загнемся к чертовой матери. Сегодня, кстати, каша более-менее сносная, ни одного червя не встретил. А вот вчера – мама дорогая, они просто кишели! Ну и лицо у тебя, старлей. Ты словно мне по роже треснуть собрался.

Ткач старался максимально абстрагироваться от происходящего. Это не он, а его телесная оболочка. Сам Илья сейчас сидит на облаке, свесив ноги, и наблюдает за ее мытарствами.

Церберы гнали людей, временами разминались, отвешивая удары. Их не смущало, что в спину им смотрит старший лейтенант Вальтер.

Он стоял в той же позе, только руки теперь находились перед туловищем. На левой была перчатка. Другой, зажатой в правом кулаке, он пошлепывал по этой руке.

Люди забирались в грузовики, похожие на транспорт для перевозки скота. Видимо, случаи с попытками побега заставили охрану усилить меры безопасности. Территорию, где стояли машины, окружали хмурые вояки с автоматами. Несколько овчарок натягивали поводки и глухо урчали.

В кузове имелся зарешеченный куб. У заднего борта осталось место для охраны. В клетке имелась дверь, запираемая на замок.

Илья старался держаться своих новых знакомых. Вокруг стоял шум и гам. Задние борта у машин были отброшены. Люди лезли внутрь. Те, узники, которые уже находились там, помогали товарищам.

«И этот маразм происходит каждый день?» – заныла в голове тоскливая мысль.

Ему не дали в нее вникнуть. Литвиненко подал Илье руку, затащил его в кузов. Ткач догадывался, что народа сюда набьется по самое горлышко. Лавок здесь не было, только голый пол. Можно было стоять, вцепившись в прутья решетки, сидеть или лежать с риском оказаться раздавленным.