– Ладно, – великодушно произнес Мамут. – Побренчали немножко на натянутых нервах да и хватит. Надеюсь, работа сегодня пойдет весело и продуктивно. Командуйте, господа контролеры, чего вы ждете? Выгоняйте из конюшни этот хромой табун.
Надзиратели дружно заорали, и человеческий поток устремился к выходу. Осталось только тело на полу. Под ним расплывалась лужа крови.
Илья думал, что вертухаи будут бить его, но этого не случилось. Они оставили пленника наедине со своей совестью и отчаянием. Он был подавлен, разбит. Из-за него снова погиб человек. Пусть Ратушняк и был инициатором побега, но это мало утешало Ткача.
Он трясся вместе со всеми в грузовике, оглохший, подавленный, и ловил на себе странные взгляды арестантов. Похоже, Илья становился каким-то спутником смерти. Все люди, находившиеся рядом с ним, имели злостную привычку умирать.
Бригада поредела, но никто не собирался ее усиливать. Было пятеро, стало четверо. Вперед и с песней. Объем работ должен быть выполнен.
Илья машинально замешивал раствор, в ведрах подтаскивал его к лебедке и в дом, где Немченко в одиночестве штукатурил стены. Мрачный Бушмин так ожесточенно шлепал кирпичи на кладку, что брызги бетона летели в разные стороны.
Автоматчики бдительно несли службу, угрюмо таращились на Илью. Он понимал, что если сделает передышку, то они сразу же начнут лупцевать его прикладами.
Ткач уже успокоился. Монотонный труд приносил свою выгоду.
Мозг Ильи работал вместе с руками и спиной.
«Что произошло? Ведь реальной попытки к бегству не было, только туманные планы. Но именно об этом и говорил Мамут! Ему все было известно. Игорь Ратушняк – вечная ему память – абсолютно не в теме. Он искренне хотел сбежать.
Значит, кто-то слышал весь наш разговор, видел, как я на четвереньках добирался до дырки, был полностью в курсе планов. Но кто это мог быть? Только тот человек, который лежал на одной из соседних кроватей, больше некому. Издалека наш разговор никто не услышал бы. Мы шептались.
Кто лежал рядом? Вот эти трое – Левицкий, Бушмин, Немченко. Может, кто-то еще, но вряд ли. Это каким же слухом надо владеть!»
Илья скрупулезно восстанавливал в памяти минувшую ночь, расположение кроватей, возможность услышать до мельчайших подробностей приглушенную беседу двух соседей.
«По бараку разбросана подслушивающая техника? Нет, чушь, Мамут еще не свихнулся. Он не будет ставить дорогостоящие «жучки» в зловонном бараке. Кого и зачем подслушивать? А на экстренный случай можно и бесплатным стукачом запастись.
Вполне можно просчитать, как было дело. Стукач проснулся, когда мы заговорили, выслушал нас, все понял. Сразу не пошел докладывать, выждал, пока мы уснем. Может, час терпел или два, усиленно боролся со сном, но свое черное дело сделал. Барак спал, когда он побежал в каморку надзирателей и все им выложил.
Ради чего старается? Сам находится в таком же положении. Какие-то поблажки, меньше бьют? Обещают преференции? Врут, что выпустят на свободу?»
Ткач украдкой посматривал на товарищей, фигуры которых изредка возникали в зоне видимости. Кто из них зевал больше прочих? Да все одинаково, так, что ворону проглотить могли.
Угрюмый бука Бушмин – строитель из Мариуполя, попавшийся военным с незарегистрированным ружьем, – постукивал рукояткой кельмы по кирпичу и старался продрать слипающиеся глаза. Немченко, втаскивающий в дом носилки с раствором – тощая кишка с голубыми глазами – от недосыпания качался как былинка. Перегнулся с верхотуры долговязый Левицкий, перепробовавший в жизни с десяток профессий, удивился, обнаружив на другом конце лебедки ведро раствора, завертел ручку. Кожа бледная, глаза пустые. Такое ощущение, что он еще не проснулся.
«Кто из них сука? Или я зря грешу на товарищей? Настучал кто-то другой?»
День полз как черепаха, разомлевшая от жары.
Илья должен был выяснить, кто этот ренегат. Хотя бы ради памяти товарища.
Люди входили в барак, шатаясь от усталости. Обычное состояние после рабочего дня. Кого-то рвало, кто-то жаловался на страшные боли в опухающей ноге.
Илья завалился на койку. Остальные арестанты тоже занимали свои места.
Товарищи Ткача молчали. Они ничего не говорили практически весь день, впечатленные трагедией, приключившейся утром, косились на пустую койку рядом с Ильей, на лужу крови, которую толком не замыли. Тишина становилась напряженной, щипала нервы.
– Я знаю, кто это сделал, – вдруг сказал Илья. – Эта сволочь до утра не доживет.
Тишина набухла как фурункул. Эти слова услышали не только ближайшие соседи Ткача, но и другие заключенные. Те, кто не уснул, повернули головы. Со скрипом привстал Бушмин, начал чесаться. Поднял голову Немченко, захлопал голубыми глазами.
– Эй, чего ты несешь? – прохрипел Левицкий. – Откуда ты можешь знать?
– Знаю, – упрямо повторил Илья, ни на кого при этом не глядя. – Лучше не спрашивайте, откуда именно. Об этом еще кое-кому известно, так что не надо меня душить, пока я сплю. Не поможет. Помяните мое слово, мужики, стукач не доживет до утра, ему конец. Сбегать не советую – догоним и убьем. Охрана не будет его изолировать, ей до фени.